Бен взглянул на Оливию, его карие глаза прожигали ее насквозь.

– Ты хочешь знать? Я расскажу. По крайней мере, ты этого заслуживаешь. Однажды я чуть не убил человека.

Оливия моргнула. Такого она не ожидала.

– Хорошо, – сказала она.

Бен удивленно приподнял бровь, его губы скривились в неприятной усмешке.

– Хорошо? Что хорошего в том, что я чуть не забил человека до смерти и оставил его лежать на улице?

Ее мысли путались.

– Нет, конечно, это не хорошо. Но я чувствую, что ты пытаешься меня шокировать, вызвать отвращение к себе. Я не собираюсь облегчать задачу. Кто был тот человек?

– Один из матросов, которые напали на меня в Марселе.

– Ты защищал себя.

– Не пытайся найти оправдание моему поступку.

– Я не…

– Нет, ты пытаешься. Тебе так легче, потому что ты не хочешь поверить в то, каков я на самом деле.

– И какой же ты, Бен? – не сдавалась Оливия. – Монстр?

Он молчал.

– Поэтому ты думал, что я могу тебя возненавидеть, – медленно продолжила она. – Поэтому думал, что я буду с отвращением на тебя смотреть. Поэтому разозлился, увидев синяк на моем теле.

Он раздраженно покачал головой:

– Ты не понимаешь. На протяжении четырнадцати лет я испытывал злость.

– Злость, – повторила Оливия. Дикость. Безумная энергия, которую она в нем почувствовала, которая так возбуждала ее… это была злость?

Бен заметался по гостиной.

– Суть в том, что я не могу ее контролировать. Я потерял контроль над собой, когда матросы напали на меня, и в результате один из них чуть не умер.

– Это я уже поняла.

– Мне необходимо контролировать свои эмоции, но у меня не получается. Именно поэтому я отдалился от тебя. У меня никогда ни с кем не может быть серьезных отношений, так как я не доверяю себе.

– Ты считаешь, что способен причинить мне боль?

– По моей вине у тебя появился этот синяк…

– Синяк, Бен, а не сломанный нос! Я сама хотела, чтобы ты был со мной груб. – Даже сейчас воспоминания об их первой близости заставляли ее краснеть. – Будь твоя воля, ты сразу занялся бы со мной любовью на кровати, усыпанной лепестками роз.

– Ты не знала, что…

– Не знала, – перебила она его. – Я не знала, что у тебя внутри кипит ярость. Но я почувствовала в тебе нечто другое, Бен. Оборотную сторону этой ярости, возможно. Страсть, чистейшую в своем проявлении. Мне нравятся твои эмоции, Бен. Твоя дикая энергия.

– Только потому, что тебе не была известна вся правда.

– Ты о том матросе? Но это…

– Прочитай заключение врача, прежде чем начнешь искать мне оправдание, – сурово проговорил Бен. – Сломанный нос, трещина черепа, выбитая челюсть. И я бросил его на улице.

– Ты получил ножевое ранение, – напомнила она. – Как ты нашел заключение?

– Позднее я специально разыскал врача. Мне нужно было… убедиться, что этот человек жив.

Оливия почувствовала, как к ее глазам подступили слезы, и быстро заморгала, чтобы их остановить.

– Как долго ты собираешься мучить себя из-за одной ошибки, какой бы большой она ни была? – спросила она дрожащим голосом. – Один поступок не может характеризовать тебя, Бен.

– Не может? – возмутился он. – Что, если в одном поступке раскрывается вся твоя сущность? Если он показывает, кем ты на самом деле являешься?

Оливия была в полном замешательстве, поскольку ответа у нее не было. Она сама подвела мать в самое тяжелое для той время. Это повлияло на ее личность и на все ее дальнейшие поступки. Как и Бен, она жила с чувством вины за одну-единственную ошибку, о которой сожалела.

Бен усмехнулся:

– Тебе на это нечего ответить, не так ли?

– Нет, – кивнула она, – но не из-за тебя. А из-за меня.

– Что ты имеешь в виду?

Внезапно Оливия поняла, что не имеет права требовать правды от Бена и в то же время хранить свои секреты. Свои собственные позорные моменты. Возможно, Бен, услышав о ее страданиях, избавится от своих собственных.

– Что ж. – Голос Оливии слегка дрожал. – Я, как и ты, однажды допустила большую ошибку.

Бен нахмурился:

– Что произошло?

– Я подвела свою мать.

Выражение его лица смягчилось.

– Расскажи, – попросил он.

– Когда мама заболела… – Она замолчала. – Давай я начну чуть раньше. Я была маминой любимицей. Между нами всегда существовала особая связь. Мы очень много делали вместе. Мы были похожи – по сути своей застенчивые, но с актерским талантом. Мама поддерживала мое стремление стать актрисой. – Оливия замолчала, потому что ее грудь и горло болезненно сдавило. Через минуту она смогла продолжить. – Мама заболела, когда мне было двенадцать лет. Через пару месяцев ее состояние резко ухудшилось. Ноя… – Она судорожно вздохнула.

– Оливия… – Бен сел рядом с ней на диван и взял ее за руку.

Она вцепилась в его руку так, словно это был спасательный круг в бурном океане эмоций, готовом поглотить ее.

– Я бросила маму, – призналась Оливия. – Чем хуже ей становилось, тем меньше я была рядом. Она часто просила меня присесть на край ее кровати и рассказать, как прошел мой день, но я под любым предлогом избегала этого. – Слезы покатились по ее щекам, и она принялась вытирать их свободной рукой. – Я видела, что это причиняет ей боль, но все равно продолжала… – Из ее груди вырвался стон отчаяния, скорби и сожаления.

Бен ничего не говорил. Видимо, его шокировал рассказ Оливии. И теперь он испытывает к ней отвращение. Ее историю нельзя сравнить с историей Бена. Однажды он потерял контроль над своим гневом и всю жизнь об этом сожалел. Она же осознанно нанесла своей матери тысячи ран, и это продолжалось долго. Напряжение нарастало в груди Оливии, и она с трудом сдерживалась. Как и Бен, она очень долго пыталась подавить в себе эмоции.

Бен нежно обхватил ладонью ее лицо и заставил на него посмотреть.

– Оливия, тебе было тогда двенадцать лет.

– Ох, значит, вот в чем мое оправдание?

Он печально улыбнулся:

– А мое в том, что я защищался, помнишь?

– Это разные вещи.

– Почему?

Она покачала головой:

– Потому что… потому что это произошло со мной.

В его глазах мелькнуло понимание.

– Значит, один свод правил для тебя, а другой для всех остальных людей?

– Мы говорим о моей матери, о человеке, которого я больше всех любила. И я подвела ее. Хочешь услышать, каков был наш последний разговор с ней?