сумочку. Едва войдя в зал, Хеди столкнулась с Джеймсом Стюартом и Бобом Хоупом. Ее познакомили также с двумя англичанами, работавшими в киноиндустрии. Она с удивлением увидела, что один из них – не кто иной, как тот самый английский полковник, к которому она обратилась за помощью несколько лет назад и который доставил ее на допрос к Филби в Лондоне. Ей представили его как инженера Кромвеля, и оба они сердечно приветствовали друг друга, даже намеком не показав, что уже знакомы.

Ужин не был похож на семейный. За столом полковник сел рядом с Хеди.

– Хочу поставить вас в известность: мое начальство помешало мне помочь вам в трудную для вас минуту там, в Зальцбурге. Приношу извинения.

– Не беспокойтесь, полковник. – Хеди упомянула его воинское звание с некоторой иронией, как секрет, который ей хорошо известен. – Вы наверняка вляпались бы в проблему.

– Узнав о перемене в вашей судьбе, я обрадовался. Теперь вы выглядите гораздо лучше, если такое вообще возможно.

– Спасибо, мистер Кромвель. – Хеди привыкла к комплиментам. – Вижу, вы теперь не имеете дела с оружием, хотя ваша страна находится в состоянии войны.

– Вы же знаете, что я не имел отношения к оружию, и буду благодарен, если вы сохраните это в тайне, – ответил английский шпион.

– Я отнюдь не симпатизирую нацистам, так что делайте то, что обязаны…

– Я узнал о судьбе ваших родителей и искренне сожалею о случившемся. Признаться, в тот раз я попытался убедить начальство в том, что вы могли быть полезны, предоставляя информацию, как вы это тогда и сделали, но, к сожалению, меня вовремя не выслушали.

– Ну что же, теперь я могу сообщить вам новую информацию, мистер Кромвель. Я подслушала переговоры немцев с Фрицем Мандлем там, в Зальцбурге, и с тех пор начала работать над конкретной темой.

– И что же это такое? – изумленно отреагировал он.

Хеди начала рассказывать ему об идеях, над которыми работала. Остальные не слышали их беседу из-за шума и застольной суеты, а также звучавшей классической музыки. Кромвель не скрывал удивления и слушал ее со всем возможным вниманием, он был потрясен. Он даже представить себе не мог, что Хеди Ламарр способна просветить его в области физики, математики и средств связи. Его первоначальный скептицизм уступал место искреннему интересу.

29

Талант поражает цель, которую никто другой не может поразить. Гений попадает в цель, которую никто другой не видит.

Артур Шопенгауэр

Буэнос-Айрес, январь 1940 г.

Жара была изнурительной; с его носового платка капал пот, высыхавший на лице. Путешествие оказалось долгим. Когда он спускался по корабельному трапу, внизу его ждал местный военнослужащий, чтобы помочь быстро и легко пройти таможенные процедуры. Полезные связи и щедрые чаевые чудесным образом работали в Аргентине, где все выглядело слегка неорганизованным, а коррупция допускала многочисленные исключения из правил.

Местный порт показался ему огромным. Фриц увидел суетливые толпы европейцев в очередях к зданию «Отеля Иммигрантов», где они проходили первые формальности. Слышался гул разноязыкой речи; итальянцы, французы, поляки, русские и турки среди прочих прибывали в страну эмигрантов, спасающихся от войн и голода.

Фриц прихватил с собой то, что считал своей собственностью, включая личного адвоката и банкира Людвига, своего телохранителя Лукаса, секретаршу, один из «Роллс-Ройсов» и немало золотых слитков, упакованных под видом строительного материала. Фрица сопровождали также его сестра Рене, их отец Александр, заботившийся о ней, и Герта, новая жена Фрица.

Из Франции он тогда вернулся в Швейцарию, где завершил банковские формальности. Затем открыл депозитные счета и приобрел недвижимость в Англии и Испании. Фриц Мандль входил в число пятнадцати богатейших людей планеты.

Его друг, граф Руди Штаремберг, получил ранения в воздушном бою, и Фриц поселил его в приобретенном замке в Ла-Ку́мбре, в самом сердце гор аргентинской провинции Ко́рдова, уверенный, что это поможет ему выздороветь. Фриц привык к непрерывным перемещениям и владению личным пространством, поэтому он купил еще и особняк в Аргентине над озером Науэ́ль-Уапи́, в городке Сан-Карлос-де-Барило́че, откуда открывался прекрасный вид на горный массив Анд, а также шале в Мар-дель-Плата на побережье Атлантического океана, где решил разместить сестру с отцом.

Временно поселившись в своей квартире на проспекте Альвеар в фешенебельном квартале Реколе́та, он уже в день прибытия занялся необходимыми, но утомительными телефонными звонками – пришлось возобновлять контакты. Высокая терраса впускала свежий ветер; Фрица привлек вид на элегантный район, возникший вокруг исторического кладбища. Буэнос-Айрес, этот южноамериканский Париж, выглядел комфортабельным, космополитичным, невероятно быстро растущим благодаря окружающей его пампе [3]. Обширные районы трущоб контрастировали с высотными зданиями и особняками во французском стиле.

В предыдущих поездках Фриц приобрел и выпасы со скотом, и пару металлургических заводов, а также купил часть верфи и велосипедного завода. Он считал полезным, наряду с управлением своим бизнесом в финансовых компаниях, не терять связи с металлообрабатывающей отраслью.

Фрицу было известно, что нацисты тоже селятся в этой стране, предпочитая инвестировать в нее. Они обосновываются в Южном конусе [4] Америки, разъезжают по Аргентине, занимаясь предпринимательством, строят отели и поддерживают активные связи с местными военными.

Он побеседовал с полковником Хуаном Доминго Пероном, недавно прибывшим из Рима. Фриц чувствовал, что молодой офицер в ближайшем будущем станет влиятельным деятелем. Перон был приветлив, харизматичен, обладал твердым характером, и вскоре у них сложились тесные отношения благодаря посредничеству их общего друга Муссолини.

Мандль находился в безопасной стране, где мог продолжать свою активную деятельность. У него появились бесчисленные возможности развивать бизнес в Аргентине, где предстояло столько всего сделать. Фриц не чувствовал ни усталости, ни апатии, он не позволял себе этого на начинавшемся новом этапе жизни. Он отдалился от Австрии, Франции и от Хеди, хотя сознавал, что Европа и эта женщина все еще занимают ту часть его ума, где хранятся нервирующие вопросы, которые он, однако, не хочет забыть.

30

Невозможно быть слишком нарядным или слишком образованным.

Оскар Уайльд

Лос-Анджелес, июль 1941 г.

В одном из садов особняка знаменитые артисты пили, курили сигары и нюхали белый порошок. Они развлекались у элегантного бассейна в компании молодых девушек в купальниках, состоявших из двух частей. Девушки подавали напитки в бокалах и разносили блестящие контейнеры с бутылками во льду. Залы и галереи были украшены серебристыми гирляндами, бахрома которых ниспадала, как водяные завесы; на помосте оркестр из нескольких музыкантов в белой одежде исполнял мелодию песни «Бесаме мучо». В этом и состоял