Выражение лица у Элиаса было непонятное. С одной стороны, мне казалось, что глаза у него сияют, с другой стороны, он смотрел на меня так, словно всю тираду я произнесла на иностранном языке.

– Это одна из твоих любимых композиций? – воодушевленно спросила я. – Чья она?

Элиас не ответил, и я продолжила.

– Я, к сожалению, очень плохо разбираюсь в классике. Но, возможно, это кто-то, о ком профан вроде меня все-таки слышал? Моцарт, Бетховен, Брамс, Шуман?.. – Я перечисляла композиторов, пока – увы! – моя эрудиция не иссякла.

Элиас покачал головой.

– Нет, не угадала. Эту музыку сочинил… как бы это сказать… ее сочинил я.

Я вскинула брови.

– Ты?

– Да. Это плохо?

– Нет же, господи, нет! Просто я не предполагала, что тебе такое под силу. Эта музыка совсем не подходит для рекламы варенья…

Он засмеялся.

– Я не только для рекламы музыку сочиняю. Музыка вроде той, что с диска, – моя настоящая страсть. Но она плохо продается.

– Вау, – сказала я. – Элиас, это же потрясающе. И ты утверждаешь, будто ни на что не годишься как музыкант?

На его губах заиграла улыбка.

– Ты даже представить себе не можешь, какое для меня облегчение, что эта композиция тебе понравилась.

– Элиас, я подозреваю, нет такого человека на земле, которому она бы не понравилась.

Некоторое время он смотрел вниз.

– Но мне было важно, чтобы она понравилась именно тебе.

– Я-то тут при чем? – удивилась я.

– Потому что я написал ее для тебя.

Я раскрыла рот.

– Т-ты… ты написал ее для меня? – пролепетала я. Должно быть, я ослышалась. Или это шутка. Ну да, разумеется, шутка. Как в тот раз, когда он уверял меня, что саундтрек к «Пиратам Карибского моря» – его сочинение. Но выражение лица у него было серьезное.

Элиас кивнул:

– Да. Для тебя.

Я ошеломленно смотрела на него, не в силах пошевелиться.

– Как раз на той неделе, – продолжал он. – Мы так давно не виделись. Я лежал на кровати и думал о тебе. Скучал по тебе. И тут мне в голову пришла эта мелодия. – Он пожал плечами.

Выходит, на той самой неделе, когда он не писал и не звонил. Я думала, что все потеряно, а он в это время писал для меня волшебную музыку.

Элиас написал для меня музыку.

Я почувствовала, как на глазах выступают слезы.

О боже, нет. Только попробуй сейчас зареветь!

Поняв, что не справляюсь с собой, я отвернулась от него и спрятала лицо в ладонях.

Не реви, Эмили!

Не реви!

Я твердила себе эти слова и изо всех сил пыталась сдержать слезы.

Ты не смеешь разреветься перед ним. Возьми себя в руки, чувствительная идиотка.

Я шмыгнула носом.

– Эмили? – донесся до меня голос Элиаса – он прозвучал неожиданно близко. – С тобой все в порядке?

Не реви!

Я кивнула.

– Точно? – спросил он.

Я еще крепче прижала ладони к лицу и снова кивнула. Словами не описать, какой непроходимой дурой я себя чувствовала. Мало мне было позавчерашнего вечера? Мне так неловко, что просто… На этом мои мысли оборвались. Элиас коснулся моей спины и стал поглаживать. По всему телу разлилось тепло. До самых кончиков пальцев.

– Ты плачешь? – спросил он. Его ладонь скользила вдоль моего позвоночника.

– Почти, – выдавила я. На большее я не была способна.

Он шепнул:

– Почему?

– Растрогалась.

– Ты плачешь, потому что растрогалась?

Я кивнула.

Его дыхание зазвучало так, словно он улыбнулся. Улыбнулся с любовью.

– Эмили, золотко, пойми, я ведь сейчас ужасно перепугался.

– П-прости, – всхлипнула я в собственные ладони.

Элиас придвинулся ближе. Я чувствовала рядом его тело, наши ноги соприкасались. По коже побежали мурашки. Он пристроил подбородок мне на плечо. Взял мои руки, бережно отвел их от лица. Мне не хотелось, чтобы он увидел меня заплаканной, но сопротивляться ему я не смогла.

– Ты знаешь, что ты самое чудесное создание на планете?

Нет, этого я не знала, более того, у меня были все основания придерживаться прямо противоположного мнения.

– Ты фантазируешь, Элиас, – сказала я.

Он развеселился.

– Вот тут ты совершенно права! С тех пор как я тебя знаю, я много фантазирую.

Я кивнула и шмыгнула носом.

– Но тем не менее то, что я говорю, – чистая правда.

И он обхватил меня обеими руками.

* * *

Сперва это было просто объятие. Желание утешить меня, радость от того, что мне так понравилась сочиненная им музыка. Как правило, подобные объятия через некоторое время распадаются – но не в нашем случае. Он не отпускал меня. И постепенно объятие переросло в нечто большее. Я тоже обняла его, и мы прижимались друг к другу все крепче и крепче.

Я уткнулась в его шею, повернулась к нему, так что мои согнутые коленки теперь упирались в его, и обхватила его за пояс. Закрыв глаза, я вдыхала его запах и чувствовала, как его пальцы гладят мои волосы. Находиться рядом с Элиасом – ничто в мире не могло сравниться с этим потрясающим ощущением. Никогда еще я не испытывала ничего столь же прекрасного, никогда так не искрила эмоциями. Мне казалось, что вся моя прежняя жизнь была лишь прелюдией, а вот теперь наконец начинается действие.

Мне даже не верилось, что все это взаправду. Я пыталась представить себе, что это не сиюминутный порыв, что я проведу еще много секунд, минут и часов в объятиях Элиаса. Пыталась осознать, что Элиас отныне будет частью моей жизни. Каждый день. Но с таким же успехом я могла бы воображать, что завтра смурфики будут стричь газон перед университетом, распевая непристойные песенки. Что одно, что другое – полная утопия.

Поэтому я бросила попытки осмыслить происходящее и стала наслаждаться моментом. Разве не ради таких моментов мы и живем? Совершенство может длиться лишь мгновения. И я впитывала его каждой клеточкой тела.

Я ощущала, как губы Элиаса прижались к моему лбу там, где начинают расти волосы, и запечатлели нежный поцелуй. Ощущала его руку на своей спине. Вокруг сгущалась тьма, воздух стал ледяным. А на сердце у меня, напротив, делалось все светлее и теплее. Я и мерзла, и горела огнем в одно и то же время.

Вокруг не было ни души. Концерт кончился, шорохи затихли. Остались только Элиас и я. Он провел рукой по моим волосам, погладил по щеке.