Он отогнал на стоянку машину, попросив нас постеречь его товар. Мы согласно кивнули головами. Справа от нас разгружал мясо шустрый старикашка. Он один занял целый прилавок. Здесь мы были не помощники. Старик, наверно, завалил мамонта. Мясо у него было свежее, еще теплое, но почему-то отдавало дымком. Рубщик мяса рубил куски по указанию деда.

— Как ты рубишь заднюю ногу, как ты ее рубишь? — поучал дед молодого, но здорового рубщика, махавшего, как палач, топором: — Ничего не умеет делать нонешняя молодежь, ни телка завалить, ни мясо порубить. Ты прорежь по контуру ноги пашину и мышцы, а затем руби кость.

— Не учи, дед, богу молиться, отойди от греха подальше, — рубщик травил деда сивушным духом.

— Да ты подвздошную кость от берцовой отличить можешь? — смеялся над рубщиком шустрый дедок, перетаскивая на прилавок порубленные для продажи куски мяса.

Рубщик отмахивался от него, как от назойливой мухи.

Потянулись первые покупатели. Разбалованные, с одной стороны, изобилием товаров, а с другой, стесненные нищенской зарплатой или пенсией, они незаметно для себя выливали весь гнев на торговцев, купцов третьей гильдии, стоящих слева и справа от нас.

— Гранаты кислые, а ты за них такую цену ломишь?

— Э-э, сахаром можно посыпать, — в нагрузку к гранатам армянин предлагал еще и бесплатный рецепт.

— Голос надо ребенку восстановить, гранаты рекомендовали, — советовалась покупательница с армянином.

— Яйца нужно пить, яйца помогают, — влез в чужой разговор шустрый дедок.

— Пожалуй, я действительно яйца возьму, — сказала покупательница, делая выбор между гранатами и яйцами в пользу более дешевых яиц.

Армянин остановил покупательницу за рукав:

— Дорогая, не верь ему, если бы от яиц голос становился хорошим, куриный зад давно бы соловьем заливался. Бери гранаты, уступлю.

Дедок тоже не менее шустро уговаривал клиентов:

— Парное мясо, телятина, — и тянул к себе за рукав мужчину-клиента: — Семимесячный бычок так идет под первачок.

Клиент посмеивался, переругивался с дедом, тыкая того носом в огромные кости, но мясо брал:

— Точно, дед, под первачок тебе пригрезился бычок.

А если это была клиентка, дед также приставал к ней:

— Вот не вру, накажет бог, семимесячный телок.

Дела у деда и армянина шли хорошо. Через час-другой они распродали утренним ранним покупателям львиную долю своего товара, а мы с Данилой стояли рядом как бедные родственники. Никто даже не поинтересовался ценой на наши торты. Армянин постоянно гонял мух, тучей перелетавших с соседского мяса на его фрукты. Фрукты были в кожуре, им не страшны были мухи. А нам соседство с дедком обходилось боком. Мы теперь поняли, почему это место постоянно было свободно. Никто рядом с мясом не мог открыто держать сладкий товар. Наш бизнес, не родившись, умирал. Часам к одиннадцати к нам подошел наглый молодой парень с тонкой золотой цепью на шее.

— С вас пятьдесят рублей.

— За что? — удивились мы.

— За место на рынке.

— Но мы еще ничего не продали.

— Это ваше дело. Или заплатите, или я конфискую товар.

— А кто ты есть такой? — спросил я его. Насмотревшись на вчерашних бандитов, сегодняшний мне показался рядом с ними семимесячным теленком.

— Узнаешь кто.

Парню не понравился мой вопрос, но он пока не стал ничего предпринимать и подошел к соседу слева. Армянин беспрекословно отдал пятьдесят рублей. Когда парень отошел подальше, собирая с продавцов мзду, сосед сказал:

— Отдали бы пятьдесят рублей, себе дороже.

— Он что, здесь эти ряды ставил? Им триста лет, — возмутился я.

Откуда-то появился пропавший на время сбора дани дедок.

— Ушел?

— Вернется, — утешил его армянин, — у него память, как у компьютера.

Наконец один покупатель спросил нас, почем наши торты.

— Сто двадцать рублей.

— В Москве свежие стоят сто.

— У нас вчерашние, — Данила показал дату на упаковке, имея в виду свежесть товара.

— И я о том же.

— Не расстраивайтесь, — поддержал нас левый сосед, армянин, — это все ерунда, сами скушаете торт. Главное, молодые и живы. А меня один раз совсем похоронили.

— Как? — удивились мы.

Армянин, видно, каждый раз рассказывал эту историю новому соседу по прилавку, потому что, кроме нас, никто голову не повернул.

— Это еще в советское время было. Взяли мы отпуск с товарищем и уехали в Москву мебель покупать. Это сейчас иди выбирай, что хочешь, хоть кровать мадам Помпадур, лишь бы деньги были. А раньше, чтобы купить гарнитур, надо было ехать в Москву и платить сверху. Еще человека попробуй найди, кому деньги платить. В общем, ходили мы две недели каждый день в мебельный магазин как на работу. Скоро и отпуск закончится. Мой товарищ кого-то нашел и купил себе гарнитур, а я никак не могу. Он уже на вокзале, гарнитур в грузовой вагон погрузил, а я не знаю, кому деньги сунуть. Попрощался мой товарищ и смеется: «Я жене твоей скажу, что ты еще на неделю остался, все выбираешь, цвет не нравится, миндаль хочешь». Какой миндаль, о чем он говорит, я на черный цвет согласен. Уехал мой товарищ. Я с утра снова в магазин. И хожу по залу, как солдат, взад-вперед. Видно, так я там примелькался, что меня все знали уже в лицо. Знают, что я за мебелью приехал из Армении, из Апарана. Подходит ко мне мужчина в синем халате из них, из работников магазина, и говорит: «Я вижу, ты давно маешься, ладно, я тебе помогу. Что хочешь?» Я ему показываю чешский гарнитур со стенкой и мягкой мебелью: «Вот это». Мужчина в синем халате забирает у меня паспорт, деньги — четыре тысячи рублей — и поднимается наверх, на второй этаж, где касса, и оформляет документы на мебель. «Только, — говорит мне, — сядь в сторонке и не маячь на глазах, ты уже всем здесь надоел».

Как я обрадовался, если бы вы знали. Сел в углу, закрылся газетой как шпион, и смотрю наверх, когда мой клиент появится. Час жду, два жду, пять жду. Нету его. Ну, я подумал, долго оформлять, сами знаете, как у нас. Мешок цемента неделю выписываешь и еще неделю получаешь. Уже магазин закрывается, его нету. Пошел я наверх, говорю, где такой в синем халате? Мне, говорят, уйди или милицию вызовем. Что делать? Я кое-как переспал и снова иду в магазин. Думаю, он ведь на работу все равно должен выйти. Один день дежурю, другой день дежурю. Нету его. Две недели дежурил, пока деньги кончились, а отпуск давно кончился. Что делать? Кому расскажу, надо мной смеются. «Это, — говорят, — Москва, ухо надо востро держать».

Я тоже себя не понимаю. Деньги отдал, хорошо. Паспорт зачем отдавал, глупый? Что я, автомобиль покупал, на гарнитур надо техпаспорт выписывать? Понял я, ехать домой надо. А так стыдно, товарищ приехал, мебель привез, а я еду, даже гостинца никому не купил и еще проводнику деньги должен. Уговорил кое-как человека, чтобы меня бесплатно довез до Еревана, а там я как-нибудь доберусь до нашего села. Вай, как я ехал, переживал, совсем черный стал. Наконец, ночью добрался домой и стучусь тихо в окошко жене, перед соседями стыдно: «Ануш, открой дверь».