— Конечно, конечно, я все понял и даже проявил инициативу.

Хват подошел к Фитилю. Легким похлопыванием по плечу вытолкав последнего из кресла, он сам занял привилегированное место и пальцем поманил к себе пастуха.

— Ну рассказывайте, я вас слушаю.

Член партии зеленых, создав собою тень от солнца, заговорил, оправдываясь перед Хватом:

— Я ведь как подумал. Сегодня или завтра приедет телевидение козу снимать. А я ее пасу бог знает где, не посылать же человека специально меня искать. Вот я с секретаршей, красавицей Катенькой, и договорился, что буду с нею…

— С кем, с нею? — перебил его Хват.

— С козой. Что я с козой буду прямо на въезде в город, на берегу речки. И меня искать не на до, вот он весь я на виду, а если телевидение приедет, я первый увижу и погоню козу к администрации.

— А проблемы в чем?

— Как в чем? — искренне удивился представитель зеленых. — Разве вы не видите, весь зеленый массив, всю траву эти… эти… — Он не находил слов, чтобы выразить возмущение. Наконец емкое сравнение слетело с его языка: — Эти скоты испоганили всю лужайку. Экологически чистой травы для парнокопытной не осталось, весь берег залили бензином и грязью.

В это время послышался возмущенный голос Кольки:

— Что ты врешь, скотина, это мы-то скоты?

— Да ты нам весь бизнес испортил, не даешь ни одну машину помыть и даже остановиться здесь.

А представитель партии зеленых апеллировал к Хвату:

— Не положено, видите, знак стоит, «кирпич». Значит, не положено.

— Да мы его сами сюда принесли, — старался хоть как-то вразумить мужика разгневанный Колька, — вон и ребята подтвердят, — кивнул он на нас с Данилой.

К этому времени мы тоже вылезли из джипа и подошли к Кольке поздороваться. Но пастух от администрации не унимался:

— Тем более вы преступили закон. Вы не имеете права самостоятельно устанавливать государственные регулирующие знаки, где вам вздумается, на это есть Дума.

— При чем здесь Дума, на это есть ГАИ, — подал голос Фитиль. Чувствовалось, что за целый день мужик их капитально достал.

А я посмотрел на Хвата. Тот задумчиво сидел на месте Фитиля и, казалось, блаженствовал, глядя на медленно текущие воды реки. «Не принял еще решения, как надуть нас», — понял я. И мне не приходило в голову, как незаметно отделить коробку с прибором из общей упаковки. Даже если ее отделишь, куда девать? Я с тоской посмотрел на город, мысленно взывая к Настиному находчивому уму, и чуть не подпрыгнул от радости на месте. Вот же решение. К нам по дороге спешила Настя. Я побежал ей навстречу и скороговоркой пробормотал;

— Сейчас я тебе отвяжу одну коробку с тортом, ты молча ее бери и срочно, не разговаривая, чеши отсюда, поняла?

— Ага, нет.

— Потом поймешь.

Я нашел выход. Пусть теперь думает Хват, как вытаскивать из общей кучи, не вызывая подозрений, четыре коробки со своим вонючим наркотиком. А Хват пальцем поманил к себе Фитиля.

— Машину помой.

У бедного представителя зеленых, у пастуха, чуть не случился припадок. Он заблеял козой:

— Ме-ме-ме…

— Ну, что еще, козлопас, тебе надо? — подступал к нему с тряпкой Колька.

Член партии справился с возмущением и заговорил членораздельно, обращаясь к Хвату:

— Ме-между прочим, будь вы хоть трижды олигарх, мыть машину в природоохранной зоне запрещено.

Мы все дружно засмеялись. Активист водил у нас перед носом пальцем:

— Ничего смешного здесь я не вижу. Мыть машины в поймах рек, по берегам озер запрещено. Можете мыть, но не ближе чем за триста метров от источника воды.

Никто больше не слушал одержимого представителя зеленых. Хват нам с Данилой кинул ключи.

— Помогите вытащить вещи. Багажник откроете? — спросил он нас.

Мы молча кивнули головой. Знал бы Хват, что не только багажник, но и его машину мы можем в любое время суток открыть и закрыть, и вдобавок еще заглушить двигатель. Мы складывали на землю содержимое багажника и салона. Надо было еще решить проблему с барсеткой Цезаря. Я хотел, чтобы ее нашел кто-нибудь другой, и поэтому выставлял коробки с тортом. Колька, помогавший выносить вещи из салона, увидел ее. Я заметил, как забегали у него глазки, но под внимательным моим взглядом ему ничего не оставалось, как отнести ее Хвату.

Тот с удивлением смотрел на чужую вещь, набитую документами, и, поковырявшись в ней, облегченно вздохнул:

— Мне теперь ясно, кто за нами гнался, мне еще вторая машина показалось знакомой, я подумал, не мой ли знакомый Бачок из банка летит за нами, только не стал посреди леса тормозить, струхнул, честно говоря. Это документы его приятеля, — объяснял он Даниле происшествие на дороге, — а вот что нужно было бойцам из «десятки», не пойму.

Я выставил все пять упаковок по пять тортов в ряд. Иди, Хват, угадай, которая твоя. Колька завистливым взглядом смотрел на такую роскошь. Мне понятны были его мысли. Что бы мы ни затеяли, все у нас получалось. Вчера, как он считал, мы обслужили, или обули, двадцать восемь клиентов, сегодня уехали за тортами в Москву и вернулись, как короли, на джипе Хвата. А они с Фитилем целый день бодаются с ненормальным зеленым. Я уже собрался отвязать один торт и отдать его Насте со словами: «Держи, твой, как обещали», — когда она не выдержала и первая ляпнула:

— А где мой торт?

У Данилы, как у цепного пса — на незваного гостя, сработал рефлекс.

— А ты больше ничего не хочешь? — Он тут же моментально пожалел о сказанном, но слово-то не воробей, вылетело — не поймаешь.

«Дундук!» — Я смотрел на него осуждающими глазами. Данила понял свою ошибку и замолчал. Настя напряженно искала выход.

— Не взяли меня в Москву. Нагулялись, так еще и подарка не привезли. Ладно, я запомню это вам, мальчики.

После этих ее слов я подошел к крайней левой упаковке, где сверху лежал в коробке чудодейственный аппарат умельца с Урала, и развязал ее. Глаза собравшихся на берегу обратились ко мне. Я снял на мгновение крышку с коробки и тут же вновь закрыл ее. Никто не успел разглядеть, что в коробке. Наблюдавшие мой фокус могли только увидеть коричневую поверхность и принять ее за шоколадную, что мне и нужно было. Умелец с Урала покрасил свой аппарат в расхожий темно-коричневый цвет. Угодил, что называется. Хват, удовлетворенный увиденным, спокойно отвернулся. А Данила взял коробку и грубо сунул Насте в руки:

— Подавись.

Оскорбленная для виду Настя, не выпуская торта из рук, покинула наше сборище.

— Рыцари называется, мороженым сроду не угостят, выпрашивай каждый раз у них, — отойдя на приличное расстояние, она все-таки лягнула Данилу, задев заодно и меня.

Даже Колька после ее слов с осуждением посмотрел на Данилу.