Дилан и Наоми забыли об этом инциденте – казалось бы, жизнь вернулась в нормальную колею. А потом, выгуливая собаку, он «вдруг понял, что у них роман». Дилан нашел ее дневники, и все стало очевидно. «Она мне лгала, а я смотрел ей в рот. Мы прошли неудачный курс терапии, получили плохие советы от друзей. Хуже того, я всегда подозревал, что люблю ее сильнее, чем она меня, но она настаивала, что я беспокоюсь почем зря. Теперь я понимаю, что беспокоился не зря, ведь я оказался прав. Мое беспокойство было оправданно».

После измены мы часто чувствуем себя никчемными; несостоятельность, которой мы так боялись, наконец получает подтверждение. В голове снова звучит знакомый голос, напоминающий, что виноваты во всем, возможно, мы сами. Порой нам даже кажется, что мы получили по заслугам.

Изменяет один человек, но в большинстве случаев оба партнера ответственны за контекст, в котором происходит измена. В ходе терапии наступает момент, когда партнерам необходимо провести двустороннее исследование своих отношений. Однако в процессе этого не стоит забывать, что одно дело – брать на себя ответственность за создание условий, спровоцировавших измену, и совсем другое – винить себя за эту измену. В состоянии шока провести грань непросто. Непропорциональная самокритика может быстро привести к тому, что вы станете считать все свои отрицательные качества причинами, по которым ваш партнер завел роман на стороне.

Дилан склонен преувеличивать свои недостатки. Его жалость к себе быстро сменяется самокритикой. «Думаю, я сам толкнул ее к нему в объятия. Она жаловалась, что я высасываю из нее всю жизнь. Она сказала, что хочет парня с инстинктом победителя, а не чувствительного нытика новой эры».

Мало того, что Дилан начал сомневаться в себе, он еще и понял, что большая часть его окружения знала о происходящем почти целый год. Выяснить, что ты «узнал обо всем последним», всегда тяжело – в такой ситуации человек чувствует себя униженным и презренным, словно «никто не уважает [его] в достаточной степени, чтобы обо всем рассказать». Дилана не только предали его девушка и лучший друг – он еще и потерял социальный статус в глазах всех приятелей. Теперь он представляет, как они шепчутся у него за спиной, в лучшем случае жалея его, а в худшем – высмеивая.

«Ты заставила меня страдать, теперь ты за это заплатишь!»

Дилан во всем винил себя. Я все ждала, когда проявится его гнев по отношению к Наоми. Он понимал, что должен пылать от негодования, но ему понадобился целый год, чтобы наконец дойти до этой стадии. Однако у многих моих пациентов все происходит наоборот: сначала их охватывает ярость, а затем уже наступает этап печали и самоанализа. А ярость громогласно требует возмездия – исконного права уязвленных.

Мстительное сердце до безобразия изобретательно. «Я раскопал его судебные протоколы и отправил их ее родителям. Я решил, что они должны знать, с кем трахается их дочь». – «Однажды я прокипятила его любимую одежду с постельным бельем. Ой». – «Я рассказал о ее поступке одной из ее подруг-матерей. Кому захочется, чтобы их дети приходили в дом такой матери?» – «В выходные я устроила гаражную распродажу и продала все его вещи, пока он кувыркался с этой шлюхой». – «Я залил наше секс-видео на PornHub». Обманутая любовь требует воздаяния. «Ты не выйдешь сухим из воды. Я заставлю тебя за это заплатить».

Реванш предполагает попытку «поквитаться», которая зачастую оттеняется стремлением отомстить и получить удовлетворение. Местью движимы герои многих древнегреческих мифов, Ветхого Завета и бесчисленных великих любовных историй. Хотя современная культура и позиционирует себя менее жестокой, мы тоже радуемся возмездию, особенно после измены. Нас радует, когда подлец получает по заслугам. Мы прибавляем громкость и подпеваем Кэрри Андервуд, когда она описывает, как разбивает бейсбольной битой фары на машине своего парня, пока тот танцует с «крашеной блондинкой» в баре. Даже к убийствам, совершенным на почве страсти, зачастую относятся более снисходительно, особенно в латинских культурах.

Сводя счеты

Разоблачение измены тотчас подсвечивает табло, на котором ведется счет внутри брака: кто сколько взял и сколько дал, кто какие требования выставил и на какие уступки пошел, как распределяются деньги, секс, время, общение с родственниками, воспитание детей, домашние дела. Все мелочи, которые мы не хотели делать, но делали во имя любви, внезапно лишаются контекста, дававшего им смысл. «Само собой, я перееду с тобой в Сингапур, чтобы ты устроился на работу своей мечты. Уверена, я найду там новых друзей». – «Пускай сыну сделают обрезание, раз так принято в твоей религии». – «Я готова сделать паузу в карьере, чтобы посвятить себя семье». – «Я не возражаю, чтобы твоя мама жила с нами, пускай мне и придется стать для нее сиделкой». – «Если для тебя это так важно, давай заведем еще одного ребенка». Когда измена лишает нас будущего, на которое мы работали, все наши прошлые жертвы обесцениваются.

Когда в отношениях все хорошо, атмосфера изобилия и любви рождает щедрость. Фраза «я делаю это ради нас» имеет смысл, только пока в основной единице под названием «мы» царит доверие. Интимное предательство превращает все это великодушие в фарс. Компромиссы, которые прекрасно работали накануне, теперь становятся жертвами, которые мы больше не хотим приносить. Здоровые границы превращаются в непреодолимые стены. Вчерашнее гармоничное разделение власти становится сегодняшней открытой борьбой. Теперь, оглядываясь назад, мы подсчитываем, сколько раз жертвовали собой ради общего блага. На нас обрушиваются сожаления, сдерживаемое негодование наконец находит выход, и нам приходится переосмыслить свое существование.

Когда Шон узнал, что Дженни спит с аспирантом со своей кафедры, ему показалось, что за годы безоговорочной поддержки ему отплатили ударом в лицо. «Я едва сумел сдержаться, чтобы не набить тому парню морду». Вместо этого он позвонил родителям Дженни (что не так опасно, но более разрушительно), решив, что они должны знать, какая у них на самом деле дочь. «Я работал не покладая рук, чтобы дать ей все, чего она хотела, – чтобы она могла уволиться со стабильной работы и пойти в дорогущую аспирантуру писать бесполезную диссертацию по истории Средних веков. И чем она мне отплатила? Этот подонок понимает ее? Вдохновляет? Неужели образование за 100 000 долларов оказалось недостаточно вдохновляющим?» Шону казалось, будто его обокрали. Ему хотелось разгромить жизнь Дженни точно так же, как она разгромила его жизнь. Они расстались, но ненависть приковала Шона к ней крепче, чем когда они были вместе.

Месть часто кажется мелочной, но я научилась уважать глубину той боли, которая за ней стоит. Не в силах вернуть чувства, которые так щедро дарили партнеру, мы вместо этого забираем обручальное кольцо. Если этого мало, мы всегда можем изменить свое завещание. Все эти отчаянные попытки вернуть себе власть, получить компенсацию, уничтожить человека, который уничтожил нас, на самом деле представляют собой проявления нашего инстинкта самосохранения. Каждый доллар, каждый подарок, каждая ценная книга, которую мы вытаскиваем из огня борьбы, служит заменой всему, что оказывается сломанным внутри нас. Но это игра с нулевой суммой. Стремление свести счеты тем сильнее, чем сильнее гложущий нас стыд. И сильнее всего мы стыдимся собственной глупости, по которой вообще доверились партнеру.