– Все отлично, Отто, – бодро отвечает официантка, опираясь на рукоятку биты как рыцарь на рукоять меча. – Клиент нейтрализован. Так и можешь доложить.

– Сама доложишь, – булькает кельнер, нагибается за стойку и принимается там возиться, судя по звону и бряканью что-то выискивая в залежах посуды.

– Боже, боже, – женщина на глазах оживает. – Какой ужас, какой ужас… мы вам так благодарны… так благодарны… – она перегибается через стол, хватает Эмму за плечики, ощупывает девочку. – С тобой все в порядке, милая? Все в порядке?

– Действительно… – сипит бюргер. – Так благодарны… попали как куры в ощип, – он даже хихикает через силу. – С этой войной во Вьетнаме все с ума посходили. Одни повестки жгут, другие – флаги. Третьи вот такими возвращаются, – он кивнул на лежащего мордой в стол беглеца.

– Ты думаешь, он из Вьетнама вернулся, дорогой? – женщина косится на поверженного мучителя. – Действительно, он, наверное, оттуда… может, и в плену там был, у этих ужасных коммунистов…

– Наверняка, – гораздо более авторитетно заявляет толстяк. – Его в лечебнице потому держали, лечили, откармливали, а он взял, как есть в пижаме, и сбежал. Я ведь потому и решил его подвезти, что сразу все понял, дорогая. Только тебе не мог сказать, успокоить. Думал он смирный, довезем до больницы, сдадим на руки врачам.

– Извините, что прерываю вашу угадайку, – вмешивается Лени. Она достает из кармашка передника очередную пластинку резинки, жует ее, подносит ладонь ко рту и дышит, будто удостоверяясь в мятной свежести дыхания. – Вы же видели, как он питается. Думаете, его такому во Вьетнаме научили?

Пока бюргер переглядывается с женой, которая все еще тянет через стол к себе Эмму, будто собираясь перетащить ее по столешнице, Лени зажимает биту под мышкой, лепит очередную изжеванную резинку и готовится приложиться к орудию очередным же лобызанием.

– Скоро ты там?! – кричит она Отто, одновременно жестом показывая встающим было супругам оставаться на месте. – Черное масло на них попало! Действуем по-моему или по-твоему?

– Какое… какое масло? – бюргер смотрит на Лени. – Что еще за масло?

– Мы пойдем, – вскакивает женщина, – мы пойдем отсюда, нам далеко ехать. Поднимайся Эмма, поднимайся, пора…

– Ну-у, – задумчиво говорит Лени, поудобнее ухватывая биту. – Пока ты копаешься…

Семейство идет к выходу. Девочка распята между отцом и матерью, будто каждый пытается подтащить ее ближе к себе. Они даже не смотрят вперед, а не отрывают взгляда от Лени, которая приближается к ним странным образом – бочком-бочком, да еще и приставным шагом. Бита отведена для удара.

– Будем действовать по-моему, – бурчит кельнер, возникая как черт из табакерки, перегораживая путь к отступлению. Дробовик в его руках дергается, оглушительно изрыгает огонь. Выстрелы смахивают добропорядочного бюргера и его супругу на пол, как кегли. Девочка остается стоять с протянутыми в стороны руками.

– Вот так оно и бывает, детка, – кельнер походя треплет ее по головке, подходит к трупам. Перезаряжает дробовик.

– Ага, – говорит Лени, – ты и в меня попал, идиот! Предупреждать надо! – Она с сожалением рассматривает развороченный бок, обрывки форменного платья и фартука. – Теперь шить придется…

– Зашьешь, – равнодушно говорит кельнер. – Так тебе на твоем мертвом роду написано.

– С малявкой что делать? – Лени вновь ухватывается за биту.

– Жалеешь? По-настоящему убить хочешь? – кельнер смотрит на Эмму, которая опустила руки и пятится к двери. – Девочку приказано не трогать. На нее виды имеются. Хорошая девочка, – кельнер подмигивает Эмме.

Лени притоптывает от нетерпения:

– И этих мне не отдашь? У меня все на мази, резинка, поцелуй – все честь по чести. Вхолостую, значит?

– Повтори, – потребовала Зоя. Паганель еще больше выпрямился, под потолок, и оттуда донесся его гудящий глас:

– Я должен находиться в шкафу. Я не должен предпринимать никаких действий, даже если я буду оценивать ситуацию как угрожающую твоей жизни. Я должен внимательно слушать. В случае, если ты произнесешь кодовую фразу: «Паганель, на помощь», я должен незамедлительно покинуть шкаф и оказать помощь в задержании человека, который сейчас явится.

– Все правильно, – сказала Зоя. – Ты верно запомнил.

– Роботы ничего не забывают, – с некоторой обидой в гудении сказал Паганель. – Моя улучшенная модель обладает долговременной памятью на ферритовых стержнях и кратковременной на…

– Хорошо-хорошо, – подняла руки Зоя. – Лекции по тектотехнике отложим на потом. Возвращайся в шкаф, чудо железное.

– На основании каких данных ты рассчитала, что этот человек придет именно сейчас? – Паганель согнулся, дабы влезть в шкаф, но замер неподвижной железной, тьфу, композитной горой, дожидаясь от Зои ответа.

– Интуиция, – попыталась отделаться краткостью Зоя, но робот с сестрой таланта был явно незнаком, его башка повернулась к девушке.

– Интуиция есть результат невербализованной логической цепочки, – выдал Паганель. – Мне бы хотелось иметь более строгий расчет.

– О боже, – вздохнула Зоя. – Залезай же, чайник ты композитный! А потом я вербализую логическую цепочку своей интуиции.

Но тут в дверь постучали.

За порогом стоял Багряк и улыбался.

– Вы? – спросила Зоя, не пригласив его войти. – Вы тот человек, который…

– Подкинул вам записку, – закончил фразу Георгий Николаевич. – Позволите войти? Не хотелось бы говорить через порог, да и время поджимает. Сколько до старта?

Зоя посмотрела на циферблат обратного отсчета, вделанный над столиком.

– Гораздо меньше, чем вам потребуется, – ледяным тоном сказала она, но отступила, впуская двигателиста. – Разве ваше место сейчас не на посту?

Георгий Николаевич переступил комингс, с любопытством огляделся, подошел к окну и отодвинул занавеску.

– Оперативников здесь нет, если вы их ищете, – усмехнулась Зоя. – И это ваше подметное письмо не имеет никакого значения. Сейчас другие времена.

– Да что вы говорите? – Георгий Николаевич оторвался от созерцания удаляющейся Башни Цандера. «Красный космос» перемещался в зону старта толкачами. Один из них был виден – белый шар со множеством гибких захватов, похожий на спрута.

Багряк уселся в кресло, еще раз пытливо осмотрел каюту. И Зоя догадалась, что, не задень она его обидными словами, он бы и под койку заглянул, и в шкаф залез.

– Сядьте, – потребовал Георгий Николаевич. – У нас действительно не так много времени, а нам необходимо прояснить наши отношения до старта. Во избежание, так сказать.

– Во избежание чего?

– Недоразумений.

Зоя обхватила себя за предплечья, упрямо наклонила голову: