архитектурный стиль, а несколько сразу. Так сказать, смешение стилей.

Надо сказать, на всё это строительство и украшательство уходил почти весь доход, получаемый папами со всего Папского государства! Но результат ты видишь сам. Глыба! Махина! Зримое воплощение мощи и величия матери нашей Церкви!

Кстати, прямо во дворце имеются сразу две часовни. Часовня Сен-Марциаль и часовня Сен-Жан. А, буквально, в нескольких шагах от дворца — кафедральный собор Авиньона, собор Нотр-Дам-де-Дом.

Ну и потрясающий вид на реку! Конечно, окошки во дворце узкие и длинные, скорее, не окошки, а бойницы, как и положено в рыцарском замке, но взглянув из такого окошка, ты увидел бы восхитительный, умиротворяющий пейзаж. Так что, можешь поверить, но место выбрано не случайно…

— Меня больше волнует, какие именно перестройки предпринял последний из пап, Бенедикт Тринадцатый.

— Только внутренние, — развела руками Катерина, — Ты же слышал, что перестройка дворца требовала громадных средств? Ну, вот, когда произошёл раскол, авиньонский папа лишился доходов Папского государства. Были, конечно, иные доходы, но их едва хватало на дела Церкви. Не до дворцовых перестроек. Так что, последние перестройки — это дело ещё рук папы Урбана Пятого. Он сделал Парадный двор — внутренний двор между двумя основными строениями. А после раскола, ни Климент Седьмой, вернувшийся в Авиньон из Рима, ни Бенедикт Тринадцатый, никаких перестроений сделать попросту были не в силах.

— Плохо… — заметил я, прохаживаясь перед монументальным сооружением, — Конечно, это здание тоже накладывает отпечаток на человека, но хотелось бы видеть, какой отпечаток положил человек на здание!

— Но внутрь нас не пустят.

— Догадываюсь… И всё же, мы пришли сюда не зря! Я начинаю понимать, почему ни одна сторона раскола не идёт на примирение, ни римская, ни авиньонская. Проживи я, хотя бы год в таком дворце, я тоже и слушать не стал бы ни про какое примирение! Сам дух этого дворца не позволил бы!

— Ты прав… — призналась Катерина, — В прошлом году Церковь пыталась примирить пап. Для чего был созван собор в Пизе. Но оба папы отказались туда приехать. Результат ты знаешь: собор заочно низложил обоих и выбрал третьего папу, пизанского… Правда, его поддерживают совсем немногие.

— Да… — я прошёлся по площади перед дворцом ещё раз, — Сложно тут всё у вас! У нас проще было: фараон, он и есть фараон! И никакой собор, тем более в какой-нибудь Пизе, ему не страшен. Пошли-ка отсюда! Здесь сам воздух… тяжёлый! Давит… Сколько мы здесь гуляем?

— Часа два, — прикинула Катерина, взглянув на солнце.

— Ну, вот, значит, перекусим, и продолжим путь. В целом я понял, что из себя представляет характер авиньонского папы. Не скажу, что мне понравилось, но есть над чем поразмыслить. Но это всё потом. А сейчас — перекусить! Ты слышишь, как бурчит у меня в желудке?

— Уже с час, как слышу, — поджала губы Катерина, — Всё бы тебе жрать!

— Не всё, а только съедобное! — возразил я, — Но да, покушать я люблю. Чего и тебе желаю!

— Чтоб я растолстела, как корова? — ужаснулась девушка.

— Чтоб ведьмой не признали, когда отощаешь! — усмехнулся я в ответ.

Вот так, дружески переругиваясь, мы покинули площадь перед авиньонским дворцом. Тяжёлое место, прямо скажу!

[1]… тридцать… два! Хитроумный Шарль и без того завысил обменный курс. Округляя до целых чисел, вес двадцати «новых» экю составляет 91 гр., а тридцати флоринов — 106 гр. золота. Шарль же хочет ещё больше, тридцать два флорина, то есть 113 гр. золота. Впрочем, нашему Андреасу это всё равно, хоть килограммами мерить, а Катерина, конечно, знает обменный курс, и могла бы поторговаться, но она доплачивает за скорость и выполнение «особых условий», оговорённых Андреасом. К тому же, по опыту, и для неё золото стремительно теряет свою ценность.

[2] Папский дворец в Авиньоне. Величественное и грозное зрелище!

Глава 9

Дижон

Говорят, во Франции женщины тратят на духи

больше, чем государство на армию. Но у них и побед больше.

Янина Ипохорская.

После Авиньона я глубоко задумался. Я уверен, что место жизни накладывает отпечаток на человека. Ставит оттиск на его психику, а следовательно, на образ мыслей, поведение и всё такое прочее. Ну, согласитесь, что бедуины пустыни совершенно иначе думают и поступают, чем жители плодородных равнин возле Нила! Или представьте, что вас с детства держали в тюрьме, а потом выпустили на свободу. Вы с ужасом увидите, что окружающие ведут себя не так, как надо! Не так, как вы привыкли, как вы считаете правильным! А на самом деле это ваше поведение будет вызывать удивление окружающих. Заметьте, я не говорил, что обучение и воспитание было разным! Обучали вас, может быть, даже одни и те же учителя, но окружение, обстановка…

Так и здесь. Я уверен, что человек, долгое время проживший среди роскошно обставленного, но мрачного, грозного дворца, обязательно получит определённый отпечаток в душе. А значит… значит, надо подумать, как с ним разговаривать. Чтобы он услышал, чтобы принял за своего, чтобы откликнулся. Мне же надо, чтобы он откликнулся?

Улыбчивый Шарль со своей немногочисленной командой напрягали все силы, чтобы наверстать время, потраченное в Авиньоне, и досадовали, что нам никак не поспеть в Валанс, как они планировали. Эх, если бы ветерок покрепче! Тогда бы они…

Я не слушал. Я стоял на носу, вглядывался в окрестности и… ничего не видел. Я даже холода не замечал! Что, казалось бы, совершенно невозможно! Я думал и пока ничего путного в голову не приходило.

До Валанса мы, разумеется, так и не добрались. Уже затемно причалили к пристани Монтелимара, благо оказалось свободное местечко. Я наконец-то отмахнулся от своих дум. И увидел, как вымоталась вся команда улыбчивого Шарля. Их, буквально, качало. Несладко достанутся им наши денежки, ох несладко!

— Прикажите подать сходни! — распорядилась Катерина.

— Может… может, оставите груз на габаре? — мучительно оглянулся на карету Шарль, — Я знаю неподалёку неплохой трактир, не больше минуты пешком!

— Что-о-о⁈ — подняла брови Катерина, — Чтобы я остановилась в вонючем портовом трактире⁈ Конечно, нет!