равной степени понимали, Франсуа как ребёнок, который никак не вырастет. Конечно, – они и не скрывали это – его одержимость в работе увлекала их, с ним на съёмочной площадке они провели лучшее время своей жизни.

Впрочем, кто знает, может быть, одержимость в работе и есть признак настоящего мужчины. Даже если во всём остальном он инфантилен.

Когда её спрашивают: «В чём ваш секрет? Пьёте вино, курите, громко смеётесь, носите мини-юбки, возраст не скрываете, пластику не признаёте – и при этом, такая стройная, выглядите молодо». Она отвечает: «В том, что мне плевать на все эти стереотипы, которые нам навязывает общество, требующее от нас «быть сексуальными штучками до восьмидесяти лет». Отсюда все комплексы и страхи женщины – страх постареть, страх быть собой, настоящей, страх утратить то, чем одарила нас когда-то юность, – свежесть, сексуальность, притягательность, изящество, страстность…

Всегда придерживалась принципов бесстрашия. Бессмысленно бояться неизбежного. Вот я и не боюсь. Не отбеливаю зубы, не изнуряю себя диетами, не бегаю за врачами, не впадаю в истерику, заметив морщинку. Просто живу в предлагаемых обстоятельствах, а не травлю себя сожалениями или завистью.

Но до своего эшафота я хочу дойти бодрой походкой, с улыбкой и бокалом вина в руке.

А не плестись, увиливая и прикидываясь кем-то другим».

Трюффо всегда считал, что ему не под силу снять настоящую эротическую сцену.

В своё время, будучи кинокритиком, он писал о фильме Луи Маля «Любовники» (Жанна Моро, в главной роли):

«Луи Маль осуществил замысел, который все режиссёры вынашивают в душе и мечтают воплотить на экране: он во всех подробностях воссоздал историю любви с первого взгляда, пламенное «соприкосновение двух тел», которое лишь гораздо позже окажется «игрой двух воображений».

Может быть, этот мотив он и пытался осуществить в фильме «Соседка».

Обычная семья, деловой муж, заботливая жена, смышлёный сынок. Так и могли бы прожить всю жизнь, размеренно, спокойно, без каких-либо ненужных встрясок. Это же не Париж, провинция, здесь стараются избегать сильных страстей.

Но вот в соседнем доме поселяются новые соседи, муж и жена, и выясняется, что с «соседкой» у «делового мужа», когда-то был роман. Не трудно предположить, что роман был страстный, тогда мужчина смог убежать от него как от наваждения, убежать в тихую, семейную обитель. Хотел убежать и на этот раз, не смог, женщина не позволила, а у мужчины не оказалось сил сопротивляться.

Всё закончилось трагически, так что до «игры воображений» так и не дошло.

Трюффо считал, что в «Соседке» он пытался выразить «горячую декларацию любви».

Считал ли он, что это ему удалось, готов ли был сравнить свой фильм с фильмом Луи Маля? Трудно сказать.

Время вносит свои коррективы.

Фильм «Любовники» Маля когда-то шокировал, сегодня воспринимается почти как целомудренный. В «Соседке» не столько «игра двух воображений», как неизъяснимое, возможно для самой женщины, стремление подчинить себе мужчину, довести его до крайней степени беспомощности, разбудив в нём страсть. Не женщина-жена, не женщина-мать, и даже не женщина-любовница, а страшное, жуткое создание, разрушающее мир вокруг себя.

Это – про героиню Фанни Ардан в фильме «Соседка».

Замечу, как и Катрин Денёв, Фанни Ардан подписала «манифест шлюх».

Жена

В 1957 году, в 25-ти летнем возрасте, Трюффо женился на Мадлен Моргенштерн[218]. У них родилось две дочери. Отец Мадлен был продюсером и кинопрокатчиком. Он и помог молодому Трюффо снять свой первый большой фильм.

В 1965 году Франсуа и Мадлен развелись. Франсуа увлекла атмосфера «американской ночи». Взять с собой Мадлен в «американскую ночь», он не мог. Пожалуй, она не подходила для жизни в «американской ночи», жизни, которую мы договорились не брать в кавычки, в отличие от «жизни», в которой жили Мадлен с Франсуа.

В последние дни жизни рядом с ним вновь была Мадлен. Всё-таки жена, хотя и разведённая. Кто-то может сказать, хороший урок для всех заблудших мужей. Не буду спорить. Богу Богово, кесарю кесарево. В том числе и в интерпретации поступков мужчины и женщины.

Мадлен Моргенштерн терпимо относилась к женщинам Трюффо. Кроме Денёв, она её ненавидела. По её мнению, Денёв получила всё от Бога и позволяет себе высокомерие в отношении окружающих.

На кладбище все они стояли рядом. Денёв в том числе.

Послесловие для азербайджанского читателя:

…что ему Гекуба…[219]

Часто, в тех или иных ситуациях, повторяю гамлетовский вопрос:

«Что он Гекубе? Что ему Гекуба?».

После завершения опуса о Франсуа Трюффо и его фильме «Жюль и Джим», задам его снова, адресуя азербайджанскому читателю.

В самом деле, что нам до Франсуа Трюффо?

Какой пример для наших школьников, для нашей молодёжи: прогуливал уроки, потому что постоянно убегал в кино. В конце концов, просто бросил школу. Не было даже среднего образования. Ничего удивительно, не получил должного воспитания: незаконнорождённый ребёнок, ненормальная семья, долго жил у старой бабушки.

Простим ребёнку, все мы проказничали в детстве, но Трюффо остался строптивым ребёнком, уже став взрослым. Договорился до того, что кино важнее жизни, что только женщина равна кино. При этом не на одной женщине не смог сделать окончательный выбор. Так и не смог остепениться, создать нормальную семью. Как все нормальные мужчины.

А фильм «Жюль и Джим»? О чём он?

Дружили два молодых человека, любили искусство, отыскали выразительную скульптуру, встретили женщину, похожую на эту скульптуру, стали дружить, все втроём, женщина выбрала одного из них, надоело, перешла к другому, а был ещё третий, которого они так и не приняли в свою группу, потом ей всё надоело, она жаждала свободы, надоели эти робкие, зажатые мужчины, предпочла «свободу» от всех, села за руль автомобиля, взяла с собой одного из молодых людей, и вместе с автомобилем с моста в реку. Разве не бред?

…действительно ли не о нас и не для нас

Теперь повторю вопрос.

Что нам до них до всех? Что нам до всех этих «парижей»? Что нам до этой богемной жизни тогда, в Париже перед первой мировой войной? Было и прошло. Остались только художественные фантазии.

Что нам до хрупкости жизни? Нашли чем восторгаться. Посмотрим на каждого из них, рассуждающего о красоте хрупкого, неуловимого, если от этой «хрупкости» погибнет самое дорогое для них существо. Посмотрим, как запоют, если они не окончательные безумцы.

Так ли это? Можно ли согласиться с этими доводами, которые постоянно витают в нашем сознании, в атмосфере нашей духовной жизни, даже если они прямо не высказаны?

Действительно ли это про них, а не про нас, для них, а не для