«как?», каковыми бы оказались мужчины и насколько они были бы зависимы от женщин.

Трюффо прославился скандальным заявлением, что подобно Гитлеру[168] и Сартру[169], не терпит мужское общество после семи вечера. Он имел славу Дон Жуана[170], хотя, по собственному признанию, становился обольстителем только на время съемок. Он влюблялся во всех своих актрис и влюблял их в себя, но к концу фильма обычно остывал, и любовь переходила в дружбу. Любовь постоянно ускользала, удержать её было невозможно, но, каждый раз, ему казалось, что она подстерегает его за углом, каждый раз ускользая от него. И каждый раз он ощущал свою ранимость и уязвлённость.

Таковы и мужчины в фильмах Трюффо, как и у большинства женщин у них «нежная кожа», им трудно скрыть свою ранимость и уязвлённость. Трюффо снимал свои фильмы про них, другие ему были неинтересны.

Пожалуй, сам Трюффо преодолевал свою ранимость и уязвлённость, только снимая кино. Только любовь к кино никогда ему не изменяла. Кино стало его стилем, его философией жизни, самой жизнью, как он её понимал.

«Мужчину ради фильма я бросить могу, но фильм ради мужчины…»: с сомнением в голосе произносит девушка из съёмочной группы в фильме «Американская ночь». Для Трюффо нет никаких сомнений, женщину ради фильма он мог бы бросить, но фильм ради женщины, пожалуй, никогда.

Даже к историческому времени Трюффо относится с точки зрения своего отношения к кино и отношения к женщине. Именно эти отношения отличают времена, благоприятные для жизни, от времён, из которых хочется выскочить, ускользнуть, убежать.

Может быть поэтому, для фильма «Жюль и Джим» он выбирает атмосферу, стиль парижского модерна начала XX века. Катрин, Жюль, Джим, как и окружающие их люди, живут в мире, который столь же изыскан, сколь и уязвим. По определению, здесь не может быть ничего устойчивого, долгого, надёжного. Но даже в эти времена внутренняя свобода требует проклятия исторического времени.

Больше других, подсознанием, подкоркой это чувствует Катрин, только ей удаётся снять проклятие исторического времени, в котором живёшь, на которое обречён. Может быть, это называется свобода, которая как раз позволяет избежать гнёта исторического времени.

Пусть ценой вечной уязвлённости, но, в конце концов, она предпочтительней, чем стремление некоторых «сильных» мужчин шагать в ногу со своим временем.

Теперь попробуем вернуться к вопросам, которые были поставлены ранее, действительно ли для Трюффо, кино важнее жизни, а женщины для него, магические существа, которые способны раскрыться именно в кино?

Скорее «да», если само это «да» не превращать в императив.

Ведь если вынести за скобки быт, как без него для любого человека, для Трюффо в том числе, то останутся как раз кино и женщина, не противопоставленные, а постоянно перетекающие друг в друга.

Трюффо воображает кинообраз, в нём обязательно присутствует женщина, он находит актрису (возможно в воображении эта женщина принимает обличье реальной актрисы), снимает её, влюбляется в неё, она, в свою очередь, влюбляется в него, благодарная за то, что с помощью фильма она открыла в себе то, что оставалось для неё самой неизвестным, любовь оказывается подобна «американской ночи», рано или поздно (чаще всего, рано) она уступает место «жизни» (для жизни в период «американской ночи» не нужны кавычки). Только и остаётся, что начать новый фильм, спрятаться в новую «американскую ночь».

Попробуйте сказать, где здесь кончается кино, и начинается женщина.

По крайней мере, кино, которое не отягощено историческими и социальными смыслами.

По крайней мере, женщина, которая «магична», у которой особенно «магичны» ноги.

По крайней мере, для такого человека как Франсуа Трюффо.

Актрисы Франсуа Трюффо…

Очень коротко хочу рассказать о трёх актрисах Франсуа Трюффо. Актрисах, которых он снимал в своих фильмах, актрисах, которые стал частью его судьбы.

Эти три женщины, три актрисы: Жанна Моро, Катрин Денёв[171], Фанни Ардан[172].

К счастью все три актрисы сейчас живы, намного пережив Франсуа Трюффо.

Жанна Моро

Жанне Моро сейчас 87 лет. Её рост 165 см. Вес 51 кг.

Эта женщина давно стала живой легендой европейского и мирового кинематографа.

Детство, и отчасти юность, её были далеко не безоблачными. Немецкая оккупация, арест матери, исчезновение близких друзей, могли оставить разрушительный отпечаток в её душе. К счастью это не случилось. Она не потеряла вкус к жизни (французский?!) и прожила (и продолжает жить) необыкновенную жизнь, которой можно только завидовать. И не только женщинам.

Моро снималась (или играла в театре) у режиссёров, от одного перечисления имени которых дух захватывает (по крайней мере, для тех, кто способен об этом судить): Жан Вилар[173], Микеланджело Антониони[174], Луис Бунюэль[175], Питер Брук[176], Орсон Уэллс[177] Франсуа Трюффо, Луи Маль[178], Люк Бессон[179], Франсуа Озон[180], Рустам Хамдамов[181]. Она играла (как правило, главные роли) в фильмах, которые стали этапными для мирового кино «Ночь»[182], «Дневник горничной»[183], «Любовники»[184], «Модерато Кантабиле»[185], «Жюль и Джим».

Всего в театре и кино она сыграла более 130 (!?) ролей. Она снималась и в рекламе, не ради денег, а потому что эта работа открывала для неё новые возможности.

По словам одного из авторитетных критиков, в то время как Бриджит Бардо[186] символизировала чувственность, а Катрин Денёв – элегантность, Жанна Моро воплотила в кино идеал интеллектуальной женственности.

Орсон Уэллс высказался о ней прямо, без экивоков, назвав её «лучшей актрисой современности».

Сама Жанна Моро своей лучшей актёрской работой считает роль Катрин в фильме «Жюль и Джим»

Что она была за женщина? Не будем разгадывать, только несколько штрихов.

Говорили, что она напоминает школьную учительницу, несколько мрачноватую, с кругами под глазами. Она порой поддерживала этот имидж, предпочитая длинные платья и строгие манеры.

Одни считали её красивой, другие нет. «Не столько красота, сколько соблазн», говорили более проницательные люди.

Несомненно, она была внутренне свободной, как и её Катрин из фильма «Жюль и Джим». Мало считалась с общественным мнением, её даже считали разрушительницей семейных очагов, но при этом она смогла добиться общественного признания (и не только во Франции). Сама она утверждала, что не следует искать разницу между её частной жизнью и жизнью в кино.

Пожалуй, как и Франсуа Трюффо, она не только любила атмосферу «американской ночи», вся её жизнь была для неё постоянной «американской ночью». Дело не только в том, что это была жизнь в свете прожекторов, речь идёт о пренебрежении тем, что можно назвать «прозой жизни» или даже «сор