но беспокойство и нетерпение всё ещё гудели в ней.

– Я просто хочу, чтобы всё это закончилось, – отозвалась она, прикусив губу. – Папа мёртв уже неделю. Целую неделю. Я не знаю, как я смогу прожить ещё один день без него. – Корделия закрыла глаза, поспешно вытирая слёзы, блестевшие в уголках её глаз. Она не будет плакать ни перед Дэшем, ни перед кем…

Вокруг неё обвились тёплые руки, вырвав её из раздумий, и, открыв глаза, она увидела, что Дэш обнимает её, прижавшись головой к её плечу.

– Я знаю, – проговорил он, тихо и печально.

Корделия на мгновение замерла, не зная, что делать, но в конце концов подняла руку, чтобы погладить его по спине.

– Мне так много нужно спросить у него, – сказала она. – Так много вещей, которым он нас никогда не учил – помнишь, он сказал, что покажет нам, как управлять лодкой с крутящимся винтом?

– И готовить красную рыбу по его секретному рецепту, – добавил Дэш.

– Стрелять из лука.

– Разводить костёр.

Корделия моргнула.

– Это я умею, – гордо заявила она. – Он показал мне это несколько месяцев назад, когда мне исполнилось двенадцать.

– Правда? – спросил Дэш.

– Да, он сказал, что наконец-то поверил, будто я не сожгу деревню дотла, – ответила она смеясь. – Но, очевидно, он не мог сказать того же о тебе.

Дэш тоже засмеялся.

– А я знаю, как управлять лодкой с винтом, – похвастался он. – Папа не учил меня, но я наблюдал за ним, и однажды мы с Зефиром… – Он запнулся, прикусив губу. – Ну, у нас были бы большие неприятности, если бы кто-нибудь узнал, но нам удалось управлять лодкой, ни во что не врезавшись, целых десять минут.

– Это, наверное, лучше, чем смогла бы я, – сказала Корделия, а потом ей пришла в голову мысль. – Может быть, ты помнишь историю, которую он рассказывал о говорящей змее?

Глаза Дэша загорелись.

– О говорящем топилиске, который оказался далеко от дома, – поправил он.

– И который напугал человека, обвив хвост вокруг его ноги, – продолжила Корделия, забытые ею подробности медленно возвращались.

– И напугал его ещё больше, открыв рот и спросив дорогу, – подхватил Дэш.

– Человек позволил топилиску сидеть у него на плечах, пока он шёл через холмы и болота, следуя указаниям топилиска, целых… сколько это было?

– Три дня и три ночи, – сказал Дэш. – А потом змей соскользнул с плеч человека и нырнул в море, но когда он снова вынырнул, то вдруг вырос в десять раз. Он снова повернулся к человеку и сказал…

– «Теперь мы дома», – закончила Корделия, и на её плечи словно бы опустилось тёплое одеяло, как в первый раз, когда отец рассказывал ей эту историю. – Так родились Топи.

Они стояли в тишине посреди рощи Серебряных Пальм, и тишину нарушало только далёкое пение птиц.

– Мне всегда казалось, что этим человеком был папа, – признался Дэш спустя минуту. – Каждый раз, когда он рассказывал нам эту историю, я видел именно его на месте её героя.

– Я тоже, – сказала Корделия, крепче обнимая брата. Через мгновение Дэш вывернулся из её хватки и громко вздохнул.

– Я даже никогда не видел топилиска, – буркнул он. – Как ты думаешь, он их выдумал?

Корделия пожала плечами, хотя она тоже никогда не видела топилисков, как и все, кого она знала, не считая её отца.

– Завтра ты сможешь спросить его сам, – сказала она.

28

Когда на следующее утро над рощей Серебряных Пальм взошло солнце, в воздухе уже не чувствовалось запаха дыма. Однако уже начал подниматься ветер, шелестя юными пальмовыми листьями и заставляя тонкие стволы гнуться и раскачиваться.

Ларкин спала крепко, несмотря на то, что земля была жёсткой, и когда Корделия растолкала её, девочке показалось, что она только-только закрыла глаза. Дэш и Зефир уже проснулись и собирали свои вещи.

Айва всё ещё лежала поодаль, растянувшись на стволе упавшей пальмы, и её крылья трепетали при каждом глубоком вдохе.

«Это был не сон!» – поняла Ларкин, увидев её, и у неё перехватило дыхание, когда в памяти всплыли события минувшего дня. Она попыталась почувствовать, не изменилось ли в ней что-нибудь, не появилось каких-то признаков, благодаря которым её можно было бы назвать настоящей ведьмой, но она по-прежнему чувствовала себя той же самой девочкой, какой была всегда.

«Магия витает в воздухе, – говорил Озирис. – Она во всех нас».

Он был прав – магия всегда была внутри неё, и тот факт, что эта магия теперь поднялась на поверхность, не изменил сущности Ларкин. Она осталась сама собой и понимала, что рада этому.

Она поднялась на ноги, всё ещё чувствуя во всём теле сонную тяжесть, и направилась к тому месту, где отдыхала Айва. Ларкин вспомнила, как всего неделю назад, перед Зимним Солнцестоянием, она боялась подойти к спящему дракодилу. Теперь страха не было. Она положила руку на голову Айвы и почувствовала, как существо потягивается, расправляя крылья. Её большие зелёные глаза открылись, она посмотрела на Ларкин, дракодилица подняла голову, прижалась к Ларкин, словно домашняя кошка.

– Доброе утро, – сказала Ларкин. Теперь, когда она поняла, как работает её магия, она чувствовала, как эти слова формируются у неё в горле – не совсем так, как тогда, когда она говорила по-человечески.

– Ты уверена, что она сможет поднять нас всех? – спросила Корделия с другого конца поляны. Ларкин обернулась и увидела, что та стоит рядом с их братьями и все они настороженно смотрят на Айву. Не то чтобы Ларкин могла их винить – только вчера Айва чуть не спалила всю рощу. Ларкин передала Айве вопрос Корделии, и взгляд мшисто-зелёных глаз дракодилицы переместился с Ларкин на её друзей и обратно.

– Она говорит, что сможет, – сообщила им Ларкин. – Если только мы все будем крепко держаться.

Последняя фраза не успокоила даже саму Ларкин, но она была уверена, что Корделия с радостью рискнёт сорваться вниз и погибнуть, лишь бы они добрались до Астрид хотя бы на пять минут быстрее. А для Дэша и Зефира риск был существенной частью веселья – Ларкин не сомневалась, что они захотели бы прокатиться на дракодиле, даже если бы направлялись просто на рынок.

– Тогда давайте, – сказала она, забираясь на хребет Айвы; дракодилица подставила крыло. – Полетели.

Ларкин боялась высоты – она осознала это только тогда, когда они воспарили над верхушками самых высоких деревьев; её руки обвились вокруг шеи Айвы так крепко, что она боялась задушить дракодилицу, а от шума ветра в ушах мысли в голове путались и