Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это, наверное, очень сложная работа – составлять словарь! – щебетала тем временем Мария Консепсьон. – У меня бы точно не хватило для того усидчивости! Я учила французский язык, но так и не смогла запомнить все правила…
– Там же все просто, французский язык так похож на ваш родной испанский! – улыбнулся Николай. Девушка в ответ смущенно опустила глаза:
– Я все равно не смогла это выучить, я слишком нетерпеливая…
– Уверен, это ваш единственный недостаток, – вырвалось у Резанова, и он снова с удивлением прислушался к себе – что с ним такое, с чего вдруг он так рассыпается в комплиментах перед этой девочкой?
Танец кончился, он снова поклонился Марии и подвел ее к столику с сахарной водой. Разгоряченная девушка схватила бокал и быстро сделала несколько глотков. В зале уже давно было жарко и душно – в Петербурге в таких случаях распахивали окна, и холодный воздух быстро справлялся с неприятной духотой, особенно если бал происходил зимой. Но здесь, в этой солнечной южной стране, где круглый год светило раскаленное солнце, открывать окна не было никакого смысла – от этого в зале могло даже стать еще теплее.
Рядом с юной Аргуэльо тут же непонятно откуда возник один из молодых гостей:
– Сеньорита Мария, я могу пригласить вас на следующий танец?
Девушка благосклонно кивнула головой, но Резанову почудилось, будто бы она бросила на нового кавалера немного раздосадованный взгляд. Неужели ей понравилось танцевать с ним, с Николаем? Впрочем, танцором он всегда был неплохим – и, видимо, за годы, прошедшие со смерти Анны, еще не успел этому разучиться.
Он поискал глазами Георга. Молодой врач беседовал с какой-то дамой, но смотрел не на нее, а на проходившую мимо него самую красивую из дочерей хозяина дома. К счастью, делал он это не слишком явно, но Резанов уже не сомневался, что чем дальше, тем откровеннее его друг будет любоваться этой юной девушкой. И осуждать Георга за это командору было трудно: он и сам с удовольствием смотрел бы, как легко и грациозно движется Мария Консепсьон, а лучше – пригласил бы ее еще на один танец. Но пока это было невозможно, и Николай направился к другой молодой девушке, одиноко стоявшей у стены, решив, что потом обязательно попробует пригласить Аргуэльо еще раз.
Танцуя еще с одной дамой – супругой одного из местных землевладельцев, Николай попытался осуществить свой план и завести с ней разговор о своих затруднениях, но партнершу явно не интересовали голодающие жители неизвестной ей колонии, и она даже не особо старалась скрыть свою скуку. Резанов с трудом дождался последнего аккорда и, поклонившись заскучавшей даме, снова направился к комендантской дочери. И она, заметив его, что-то быстро шепнула девушке, с которой о чем-то увлеченно болтала, и тоже зашагала ему навстречу.
– Вы позволите?.. – начал Николай, и Мария Консепсьон сделала реверанс, не дожидаясь окончания вопроса.
И опять они медленно плыли под музыку по залу среди других пар, наслаждаясь танцем и тихим разговором. Вспомнив, чем окончилась их беседа во время первого танца, Резанов решительно начал рассказывать обо всех своих дипломатических неудачах – он не хотел, чтобы девушка посчитала его самовлюбленным хвастуном. Впрочем, как он понял уже ближе к концу танца, Мария Консепсьон так о нем и не думала. Она слушала его с живейшим интересом и время от времени перебивала, задавая какие-нибудь вопросы, и казалось, что ей не так уж важно, приняли Николая японцы или нет, прав он был в ссоре с Крузенштерном или же напрасно пытался настаивать на своем. Ее интересовало только само путешествие Резанова, другие страны, люди, говорящие на других языках, океан, у которого нет ни конца, ни края. Хотя признание командора во всех своих провалах вызвало у нее искреннее сочувствие. Она понимающе кивала и всем своим видом показывала: ей тоже очень жаль, что ему не удалось выполнить возложенную на него миссию.
А потом Николай, увлекшись разговором, принялся в красках расписывать своей партнерше все то, что он увидел в Ново-Архангельске, и с удивлением заметил в ее глазах еще больше сострадания и тревоги за совершенно чужих, незнакомых ей людей.
– Неужели там все так страшно? Неужели им ничем нельзя помочь?! – несколько раз переспросила его девушка, пока они танцевали, и когда музыка стихла, они вместе отошли к стене, продолжая разговор. Николай рассказал девушке обо всех своих безуспешных попытках закупить еду в Калифорнии, и она выслушала его с изумлением и негодованием.
– Совершенно не понимаю, почему мой отец вам отказал! – воскликнула она так громко, что проходившая мимо них пара удивленно обернулась. – Он обязательно должен будет вам помочь! Тем более что ему это совсем не трудно!
«А ведь комендант, наверное, может прислушаться к этой девочке! – осенило внезапно Николая. – Даром что она совсем еще ребенок – характер у нее, похоже, сильный, и умна явно не по годам. Да к тому же очевидно, что она здесь – всеобщая любимица!» Он оглядел других гостей, которые расхаживали по залу в ожидании следующего танца и среди которых он надеялся найти того, кто мог бы оказать ему помощь, и усмехнулся. Кажется, такой человек уже был найден, и этим стоило воспользоваться…
Калифорния, Сан-Франциско, 1806 г.
На пустынный океанский берег Николай Резанов явился одетым еще более аккуратно и элегантно, чем на бал: чтобы завоевать дружбу молодой Аргуэльо, любившей, как он узнал от нее на балу, гулять по берегу со своими сестрами и подругами, необходимо было выглядеть безупречно. У воды никого не было, волны с грохотом набрасывались на прибрежные скалы, и граф с раздражением подумал о том, как нелепо он, такой нарядный, выглядит в этом диком месте. Чего доброго, дочка коменданта, вместо того чтобы восхититься его безукоризненностью, поднимет его на смех перед своими подругами! И что он тогда будет делать? Луис де Аргуэльо после бала вежливо пообещал Николаю, что, когда его отец вернется в город, он передаст ему его просьбу встретиться. Однако никакой уверенности, что комендант откликнется на эту просьбу, у Резанова по-прежнему не было. Необходимо было как-то увеличить шансы на благоприятный исход этого дела, а в этом ему могла теперь помочь только дочь хозяина крепости.
Резанов медленно побрел по берегу, обходя попадающиеся ему на пути валуны и поглядывая на дорогу, по которой к океану должна была прийти Мария Консепсьон. Волнение в океане между тем все усиливалось, и соленые брызги все чаще долетали до одиноко гуляющего по берегу человека. Николай отодвигался все дальше от кромки воды, теперь уже начиная беспокоиться, как бы его не окатило волной – нарядный, но мокрый русский путешественник, без сомнения, дал бы сеньорите Аргуэльо еще больше поводов для веселья. В конце концов, устав бесцельно бродить по камням, он выбрал небольшой плоский валун, лежащий за другим, размером почти в человеческий рост камнем, и осторожно уселся на его краешек, защищенный от воды и ветра. А девушек все не было, и Резанов, привыкший находиться на палубе корабля в гораздо более ужасную погоду, не сразу сообразил, что в столь ветреный день молодые барышни из высшего общества вполне могут отказаться от всех прогулок и остаться дома. Когда эта мысль все-таки пришла ему в голову, граф чуть не зарычал от досады. Непогода могла затянуться надолго: в лучшем случае на несколько дней, а в худшем – до начала зимы. План «непредвиденной» встречи с дочерью Аргуэльо, казавшийся таким простым в исполнении и заманчивым, быстро терял свою привлекательность, становясь никуда не годным. Если Мария не выйдет на прогулку в ближайшие дни, придется придумывать какой-то другой повод для более близкого знакомства с ней. Но никакой другой возможности встретиться с девушкой из приличной семьи, которая, конечно же, никуда не выходит из дома без родителей или старших сестер и братьев, у него уже не будет! Он, конечно, попытается тогда нанести им визит, но для него коменданта и его семьи вполне может и не оказаться дома. И даже если они его примут, в этом случае ему вряд ли удастся хоть пару минут поговорить с их дочерью наедине.