Мы закружились по залу, скользя в такт мелодии. Мое сердце колотилось, как безумное. Каждый раз, когда наши ноги переплетались в складках моего платья, когда в очередном танцевальном па он прижимался грудью к моей груди или сверх необходимого касался меня другими частями тела, я вздрагивала.

– Дыши, Элизабет, дыши, – просто сказал он.

Дышать я не могла. Не пластины корсета сдавливали меня железной хваткой, а Король гоблинов, его невыносимая близость. Я хотела физической близости с Гансом, но Ганса я знала и могла представить его тело под моими руками – крепкое, уютное, надежное, предсказуемое, такое же, как он сам. Короля гоблинов в человеческой ипостаси я не знала совсем. При виде его лица душа моя трепетала узнаванием, тогда как мужское, телесное воплощение пугало. В воображении и памяти он был старинным другом, во плоти – незнакомцем, чужаком.

От Короля гоблинов мое стеснение не укрылось. Когда музыка стихла, он сделал шаг назад, учтиво поклонился и запечатлел поцелуй на тыльной стороне моей ладони.

– Благодарю за танец, дорогая, – церемонно произнес он.

Я молча кивнула, боясь, что голос меня выдаст. Попыталась отдернуть руку, но он лишь сжал ее крепче.

– Мы еще не закончили. – Король гоблинов наклонился ко мне, его губы шевелились прямо возле моего уха. – Завтра игра продолжится.

С этими словами он отпустил мою руку и растворился в толпе.

Я стояла, словно оглушенная, желая то ли последовать за ним, то ли заползти обратно в свою землянку и там от всех спрятаться. Все лица в зале были его лицами, в каждой маске мне виделись его скулы, подбородок, дуги бровей.

– Вина, фройляйн? – Рядом со мной возник слуга-гоблин с винными бокалами на подносе.

Я колебалась. Долгие годы я была свидетелем папиной борьбы с алкоголем и опасалась спиртного. С другой стороны, на меня давил груз ответственности – я устала быть примерной старшей дочерью, заботливой старшей сестрой. Мне хотелось погрузиться в забвение.

Заботливая старшая сестра! Я обвела взглядом бальный зал и сразу же нашла то, что искала: благодаря золотым волосам и яркому платью, Кете выделялась на фоне остальных, словно яркий факел во тьме.

Она восседала на огромном резном троне у дальней стены бального зала, в окружении целой свиты обожателей. Те подносили ей «виноград» и «конфеты», а она потягивала вино из большого кубка, отделанного искрящимся хрусталем. Ее роскошный наряд смялся, из высокой затейливой прически выбивались волосы. Хихикая, Кете взбрыкнула ножкой, выставив ее из-под платья. Один из поклонников ухватил ее за стопу, погладил точеную щиколотку, его рука медленно поползла вверх, лаская обтянутую чулком голень, скользнула к обнаженному бедру…

– Госпожа? – Слуга не уходил.

Я бросила еще один взгляд на сестру, затем посмотрела на бокалы. Мне ведь хотелось шалостей и распутства, так? Я провела пальцем по ободку бокала. Я хотела уподобиться Кете, отключить рассудок. Хотя бы на минуту, на час, на день.

Слишком ты много думаешь.

Я взялась за ножку бокала.

Твоей сестре ничто не угрожает.

– О-о! О-о-о! – в притворном возмущении воскликнула Кете.

Я поднесла сосуд к губам. Вино было темно-красным – темнее рубинов, темнее крови, исчерна-красного цвета ежевики. И греха.

Не думай. Чувствуй.

Я осушила бокал.

* * *

Терпкое вино горит на языке. Мир ярок, звуки слышны с невероятной отчетливостью, вокруг царит красота. Прикосновения, прикосновения. Чья-то рука на моей талии. Пальцы в моих волосах. Чьи-то губы цвета вина, пахнущие соблазном. Они оставляют следы на моей шее, у выреза платья, на вздымающихся округлостях грудей, в ложбинке между ними. Лодыжкам щекотно – их словно ласкает ветерок. Юбка уже выше коленей, дерзкая игра в «да» и «нет». Да. Нет. Да. Пальцы поднимаются выше, ласкают внутреннюю поверхность моего бедра. Нет.

Его лицо. Я закидываю руки ему на шею, но передо мной не Король гоблинов. Просто гоблин в маске. Я позволяю ему узнать вкус моей кожи, а сама оглядываюсь по сторонам. Я продолжаю искать.

Я порхаю по всему залу, перехожу из одних объятий в другие, от партнера к партнеру. При каждой смене кавалера я смотрю, ищу, тоскую. Корсет разошелся, туфельки потерялись. Сейчас я ни о чем не думаю. Свобода пьянит пуще вина.

Элизабет.

Прохладное дыхание на моем затылке. У меня кружится голова, я покачиваюсь, но удерживаюсь на ногах. Вздох, поцелуй. Не вижу, но знаю: это он. Король гоблинов.

Я обмякаю у него на плече, но он возвращает меня в вертикальное положение. Шепчет мое имя мне в шею, опускается вдоль спины. Его длинные изящные пальцы обводят мою талию, изгибы бедер.

Элизабет.

Я не знаю, как его называть, но выкрикиваю его имя.

Мои пальцы тянутся к нему, он исчезает.

Я открыла глаза и немедленно о том пожалела. Потолок в комнате съехал набок, кровать раскачивалась, точно лодка на морских волнах. Я со стоном зажмурилась. Я умираю. Нет, со мной творится что-то еще более ужасное.

Вскоре сознание начало проясняться. Я поняла, что не умираю, а просто страдаю от побочных эффектов своего легкомыслия. Я попыталась восстановить в памяти события вчерашней ночи – или дня? – но в голове стоял плотный туман. Обрывки воспоминаний, прикосновение тела к телу.

Тело. Я резко села и тут же схватилась за голову: виски пронзила боль. Заглянула под простыню. К своему ужасу, выяснила, что полностью обнажена. Где я?

Все там же, в своей постели, внутри своего земляного холма. Над камином – пейзаж с изображением Рощи гоблинов, рядом все тот же столик и кресла в стиле Людовика XV, вокруг расставлены те же гротескные безделушки. Я ощупала себя дрожащей рукой. Цела и невредима, только голова болит. Цела. Нетронута. Меня охватила смесь облегчения и разочарования.

Мое роскошное бальное платье мятой кучей валялось на полу. Видимо, снимали его в спешке, мало заботясь о сохранности. В нескольких местах ткань порвалась, а корсет и вовсе превратился в лохмотья и починке не подлежал.

Я поискала глазами свое старое платье и сорочку, но другой одежды в комнате не было. Несмотря на периодически подкатывающую тошноту, мне страшно хотелось есть и пить. Откинув простыни, я встала с кровати.

– Смертные выглядят совсем по-другому, когда голенькие, правда?

Я растопырила пальцы, пытаясь хоть как-то прикрыться. И когда только Веточка и Колютик успели войти? Или они тут давно?

– Да. Такие розовенькие, – согласилась с подругой Веточка.

– Как вы сюда попали? – Горло у меня пересохло, я сипела и пищала, как гобой в руках неумелого духовика.

Веточка и Колютик одновременно пожали плечами. Первая держала в руках глиняный кувшин и кружку, вторая – каравай хлеба.