— Точно сможешь найти? — спросил незнакомец, и голос его звучал гулко, словно со дна ущелья.

— Не извольте беспокоиться, барин!

Из-за его спины, вертя ощипанным розовым хвостом, выскочил крысогоблин в косоворотке, серых драных портах и кожаных туфлях-поршнях.

Он принюхался, подрагивая тонким носом.

— Если он здесь, я быстро его найду.

— Не мешкай, — приказал голем. — Надо успеть, пока этот коротышка лохматый на лавке дрыхнет. Если увидит нас, визгу не оберешься.

— Все в лучшем виде сделаем, — отвечал крысогоблин. — А как насчет задаточка, барин?

— Задаточка? — взъярился голем. — Ах ты, паскудник! Так я же дал тебе серебряную монету.

— Дык это было за вхождение в дело, — развел крысогоблин лапами. — А теперь задаточек надоть.

— Быстро ищи, — заревел толстяк, — пока я тебе хвост и уши не оторвал!

Крысогоблин пискнул и кинулся вдоль стены, осматривая доспехи.

Торвальд, увидав это непотребство, пару минут не мог ни двигаться, ни кричать. Потом он в ярости швырнул на пол червленый поднос с кинжалами, который нес Оксане, и затопотал к незваным гостям.

— Это ты кого назвал коротышкой, червь поганый?! — гневно прогремел инженер.

Голем на мгновение замер, озадаченно уставившись на хозяина кузницы.

— А мне сказали, будто ты болен, на лавке лежишь, в горчишниках да пиявках, — ответил он. — И червем не зови меня; сие суть разжигание национальной вражды.

— Я тебе счас так разожгу, — с черной угрозой прорычал гном. — Долго бегать будешь с дымящимися портками!

— Да ты хоть знаешь, кто я?! — задохнулся от возмущения голем. — Я аршинник Казантул, ганзейский негоциант, всем местным горам хозяин! Да я каждый месяц пирую в Чернодворце, по правую длань от государя-императора!

— Знаем мы, как ты пируешь, — отвечал гном, — под столом на карачках прячешься и глодаешь кости, что бояре на пол кидают.

Он явно хотел добавить, что еще сподручно делать на четвереньках, но посмотрел на девушку и смолчал, а вместо этого рявкнул:

— Как ты смел явиться сюда, в главную кузню крепости, куда ни боярам, ни даже наместнику ходу нет?!

— Есть у меня бумаги, — ответил голем, — за подписью казначея и командира стражи.

Казантул махнул перед носом Торвальда свитком с круглой алой печатью.

— Сим дается мне право обыскать крепость, всю, сверху донизу, до малейшего уголка!

— Ты бумажку свою потеснее в трубочку-то сверни, — отозвался гном, — и в попу себе засунь, чтобы мимо горшка не промазать. Я не боюсь ни тебя, ни Руфуса, а этого крысяка счас за хвост поймаю и кину в домну.

Шпион, испугавшись, спрятался за спиной у голема.

— Значит, не боишься меня? — прошипел Казантул.

Он наклонился к гному так низко, что их глаза встретились.

— А меня бояться не надо; бойся ее.

Багряно-черные всполохи заметались по кузне.

Люто завыл, засвистел, пронзительный ветер, заскрипели доспехи, стали биться о стены мечи и боевые секиры.

Диким, бешеным хохотом зашлись где-то далеко упыри.

В центре ковальни, на гранитном полу, закружилось темное, дымящееся кольцо, в центре его поднялась старуха, горбатая и седая, в длинной белой епанче, с воротником из сушеных человечьих кистей.

Она опиралась на длинную кривую клюку, и, присмотревшись, я понял, что посох был свит из кишок и жил, с вкраплениями живых распахнутых глаз.

— Духи и полудухи, — проскрипела колдунья, — крючедуши и аггелы, силой шести Исходов, что хуже смерти, велю вам — явитесь мне и служите!

Торвальд попятился, шепча глухие проклятия.

Пол задрожал и треснул; из глубоких провалов начали выползать уродливые, мерзкие существа. Каждое — размером с турецкий большой барабан, их круглые, приплюснутые тела покрывала густая плесень.

В центре спины открывался голодный глаз, обрамленный гниющей плотью.

Восемь человеческих рук, изломанные, словно паучьи лапы, росли вокруг пульсирующего туловища, а между ними торчали человеческие же носы, жадно ловящее каждый запах.

Многие из них были искалечены, — сломаны, прижжены железом или наполовину отрублены.

— Ищите, слуги мои! — прошипела ведьма. — Ищите и достаньте мне беглеца!

Несколько мерзких тварей разбежались по кузне.

Двигались они быстро, словно сороконожки.

— Нет, нет! — загромыхал Торвальд. — Прочь из моей ковальни!

Кинувшись к стене, гном сорвал секиру, чьи лезвия носили те же гербы, что и двери кузницы.

Взмахнув двойным топором, он бросился на колдунью.

Ярко вспыхнуло магическое кольцо, и Торвальда отшвырнуло в сторону.

— Ищите, ищите, — шептала ведьма. — Именем Белиала, Карро и Аббадона…

Твари были повсюду.

Ползали по мраморным стенам, сновали по закопченному потолку, с грохотом роняли доспехи, забирались внутрь кораценских панцырей и жадно обнюхивали гномьи молоты.

Крики и визг чудовищ — резкие, словно мокрым кинжалом по щиту, шорох и топот паучьих лап наполнили кузню.

Я опустил голову.

Нельзя было вмешиваться, этим я бы только навредил Торвальду.

— Ну, здесь он, здесь? — торопил Казантул.

Если не можешь истребить зло, уходи.

Если невозможно и это, просто исчезни.

Я глубоко вздохнул.

Справа от меня, у стены из багряных мраморных квадров, стоял зерцальный доспех.

Лица людей мелькали на нем — бородатые варвары с острыми топорами-сагарисами, гневные, суровые гномы в шлемах-черепниках с острыми зубцами, посохи магов искрились кривыми молниями, и тени драконов скользили над полем боя.

Склонив голову, я всматривался в видения прошлого, пока не отыскал в них себя. Мы встретились взглядами, и отблески ушедшего таяли, пока не осталось лишь мое отражение.

Чем глубже ты заглядываешь в свою душу, тем нереальней становишься и тем больше сил обретает твой зеркальный двойник; яркий фантом вырос подле меня, а сам я растаял.

Никто не заметил этого.

Всем казалось, что я по-прежнему там, у длинного верстака с распоротым големом.

Осторожно, стараясь не сбить пузатые ламилляры и начищенные бриганты, я проскользнул по кузне и оказался у плавильной печи.

Теперь за ее громадой, в дыму и отблесках пламени, ведьма и купец не могли увидеть меня. Я коснулся гудящей стенки, и домна медленно отворилась.