— Привет, замарашка, — сказал я, вернув ей черный бастард.

— Слышу от барашка.

Девушка осматривала свой меч.

— Ты что, его даже в руки не брал?

— Не пришлось.

Она тряхнула искристыми волосами.

— Я осмотрел подземную залу, — сказал я. — После того как ты убила зломысла, Торвальд запечатал вход защитными рунами. Но кто-то их снова стер.

— А стражники что, хлопали ушами?

— Есть много способов стать невидимым. Или им кто-то приказал отвернуться. Недаром же Духарий и Руфус когда-то служили вместе.

— Я узнала, где он живет, — сообщила Оксана.

Она кивнула на большой атлас города, лежавший поперек дубовой скамьи. Я коснулся холодных серебряных страниц книги, и передо мной вспыхнули объемные картины.

Лавка Духария притаилась в маленьком переулочке.

Камни мостовой были грубые, словно их положили только вчера, должно быть, нечасто по ним шаркали сабо горожан или стучали сапоги стражников.

Многие окна забиты досками, дома пустовали. Кто перебрался в квартал получше, кто на местное кладбище.

Забытая всеми стогна, куда никто не заходит, — лучшее место для лавки черного колдуна…

— Я скоро закончу, — сказала девушка. — Голем будет как новенький. Пара дней в домне — и снова сможет летать.

— Очень хорошо, — кивнул я. — Помощь нужна?

— Сама справлюсь.

Я не стал спорить, красть чужие лавры — позорный грех, еще хуже, чем таскать жареную картошку из тарелки соседа.

— Ладно…

Пару секунд я раздумывал.

— Вижу, там станочек не занят? Если Торвальд не будет против, выточу безделку одну. А потом навестим Духария в его магической лавке.

— Вот, вот, — спотыкаясь, прибежал гном, неся на большом червленом подносе целую груду клинков всех форм и размеров. — А те, что покороче, я счас перекую, сделай мне еще несколько стержней, на будущее.

Оксана нахмурила брови, но по тому, как заблестели ее сапфировые глаза, я понял, что девушке приятна похвала гнома.

Тихо застучали мечи, все доспехи и шлемы обернулись к двери — это означало, что кто-то подходит к кузне.

Тяжелые створки из чистого адаманта, выкованные в форме лезвий секиры, слегка приотворились — у того, кто на них надавливал, не хватало силы распахнуть полностью.

— Это еще что такое? — удивился гном.

В кузню, спотыкаясь и размахивая руками, вбежал Аксен.

Он носил широкий серый халат, какой надевают для чистки конюшен, чтобы не пачкать форму. В правой ладони — совок со следами высохшего навоза, шапка-столбунец сбилась набок, рыжие волосы растрепались.

Едва не упав и лишь чудом не въехав носом в крупнопластинчатый доспех-бригантину, мальчишка замер на середине залы. Он бестолково озирался вокруг, а завидев Торвальда, кинулся к нему.

Гном оторопело смотрел на юношу.

— Дядько Торвальд, дядько!

Аксен замолчал, шумно втянул веснушчатым носом воздух и зачастил:

— А конюх Трифон, типун ему на язык, сказал, что вы на лавке лежите на ладан дышите, вот-вот скончаетесь. Я, эта, перепугался и сей момент прибежал.

Он посмотрел на свои руки и только сейчас понял, что притащил с собой совок из конюшни.

— Вы, эта, не рано встали? Может, вам еще полежать? Я вам чаю бы заварил с ромашкой и одуванчиком.

— Ну вот, еще один, — недовольно пробурчал гном. — Да цел я, цел, нечего мне разлеживаться.

Аксен недоверчиво покачал головой и, как мне показалось, даже хотел потыкать в Торвальда конюшенным совком, но все-таки удержался.

— Ладно, — ответил гном с суровым добродушием. — Я, как видишь, здоров, так что возвращайся в конюшню.

И, глядя на них двоих, я вдруг понял, как много общего между ними — оба были чужими в городе Малахита, оба не нашли здесь друзей, да и не особенно стремились к этому.

Торвальд, похоже, заменил мальчишке отца, хотя ни один из них никогда об этом не думал.

— А правда, — спросил Аксен, и глаза его расширились едва ли не вдвое, — что вы один побороли трех трехголовых змеев, а, дядько Торвальд? Трифон так говорит.

— Больше его слушай, глупее станешь, — отрезал гном.

Юноша помолчал немного, и было видно, как в его голове перевернулись страницы с мыслями. Сразу после испуга и беспокойства всегда идут гнев и упреки.

— Говорил же вам, не ходите в эти коллекторы без охраны. Никогда вы меня не слушаете. Думаете, что я мал и глуп, а вон оказалось-то вовсе наоборот.

Мальчишка весь покраснел, поняв, что брякнул лишнее.

— Я, эта, не за ваш рост, — поспешно затараторил он. — Хотя, если поразмыслить, кто же и где видел гнома-гиганта? К примеру, ни я, ни мой отец, ни отец моего отца, то есть мой дед, если вы понимаете, никогда их не встречали. Ой, дядько, а вы в своих путешествиях видали таких гномов-гигантов?

Торвальд, разинув от удивления и негодования рот, уставился на Аксена.

— Ты что это мелешь такое? Что ты себе позволяешь? Распустил вас Огнард совсем. А ну-ка я сейчас пойду и проверю, в каком состоянии вороньи стойла. Птицы небось в помете утопают, не кормлены, не поены.

Аксен тихонько вздохнул, и на лице его расплылась благодушная, слегка глуповатая улыбка.

— Ну, стало быть, я пошел. Вижу, вы и впрямь живы-здоровы, а Трифону скажу, что он врун.

Парнишка на цыпочках попятился к магическому порталу. И, уже войдя в Круг телепортации, скороговоркой добавил:

— За стойла не беспокойтесь, и вороны не передохли. Я свое дело знаю. А вот что меня на серьезные дела не берете, это уж совсем зря и неправильно.

Призрачные волны астрала захлестнули его с тихим хрустальным звоном, и Аксен растаял, вернувшись к себе в конюшню.

Двери кузницы распахнулись с тяжелым, яростным лязгом.

Темная сгорбленная фигура выросла на пороге. Это был высокий, невероятно толстый голем из человеческой плоти.

Черная косматая борода закрывала его лицо. На голове — высокая шапка-столбунец из меха зловолка. Опашень — долгополый кафтан с широкими, длинными рукавами, частой пуговецью донизу и воротником впристежку.

Тихо скрипели атласные сапоги, с подошвой из кожи вирма, что позволяло голему высасывать энергию из земли.

Его блеклые глаза, пустые и мертвые, медленно обвели ковальню.

Обсидиановый дым клубился над магческой домной, алые тени метались на стенах кузни, и за рядами доспехов голем не видел нас.