Руфус был в парадной мантии, которую носил сугубо по важным случаям, а в руке держал волшебный золотой скипетр, выглядевший чрезвычайно эффектно, хотя на самом деле давно не действовал.

— Что вы кричите, гном? — досадливо спросил начальник городской стражи. — Опять в сивухе бороду полоскали?

Он обернулся и нервно глянул куда-то в глубину улицы.

— И чего железкой махаете?

— Так орки же… — начал Торвальд и замолчал.

Два орочьих мародера вышли из тени. В лапах держали черные шестоперы.

— Нет его, хозяин, — доложил первый. — Мы все осмотрели.

— Что они тут делают? — возмутился гном.

— Не твоего ума дело. — Руфус махнул рукой. — Лучше скажи, не видел ли коротышку? С глупым лицом и немытой шеей. Ну, кроме как в зеркале?

Торвальд опешил, не зная, что и сказать.

— Он не мог из города выбежать.

Купец Казантул подошел к ним.

Лицо его было красным и слегка съехало набок, как бывает иногда у мясных големов.

— На всех воротах мои орки стоят.

— Ты это, аккуратней, — погрозил ему пальцем Руфус. — Огнарду да Аскольду дружки твои не понравятся.

— Я ганзейский негоциант, — возразил Казантул. — И мне нужна охрана. А кого нанять, орков или хобгоблинов, это уж мое дело.

Он заглянул в ковальню и неприязненно посмотрел на Торвальда.

— Это еще кто?

— Да никто, — отмахнулся Руфус. — Так, инженер при крепости, пошли дальше.

— Как «никто»? — взбеленился гном. — Я тебе что, кукушка в часах? Инженер при крепости, надо же…

Тут он осекся и замолчал, поняв, что будет лучше, если незваные гости уйдут как можно скорее.

— Лучше скажите, Торвальд, отчего у вас штаны мокрые в вашем-то возрасте? — укоризненно произнес Руфус. — И хлеб к бороде прилип. Вы бы с медовухой завязывали, ей-богу.

И, покачав головой, он направился вверх по улице; купец Казантул шел следом, шумно сопя, два орка заглядывали в канавы и переулки.

Торвальд заново запер дверь, отложил секиру, кое-как отодрал с бороды краюху.

— Ах ты, пакостник соплеухий, — обрушился он на скарбника. — Во что ты меня втянул? Отчего тебя стража ищет, и орки, и этот пузан Казантул?

— Я за правду стою, — отозвался гость.

— За правду?! Да кому нужна эта правда? За правду только страдают, а пользы от нее чуть.

— Несознательный ты, гном, — с упреком ответил скарбник. — Не думаешь о народном счастье.

— Да плевать мне на народ! — задохнулся Торвальд. — Сколько бы ни было, на каждого слюны хватит. Лучше молоток свой хватай и беги отсюда, пока не вернулись орки.

— Некуда мне бежать, — печально произнес гость. — Хотел я до портала добраться в Белых горах, да только не успел. Орки повсюду. Прячутся, простых прохожих не трогают, сразу видно, что меня дожидаются.

— Да что же ты натворил такое? — спросил против воли Торвальд, хотя на самом деле вовсе не хотел знать. — Али убил кого? Адамантий из шахты крал?

— Правды я ищу, — отозвался скарбник. — А по нонешним временам — это самое страшное преступление. Ну ладно, гном, мечи припасы на стол, неси пироги да окорок, не забудь хорошего меду, бочонка, думаю, хватит, и я поведаю тебе свои скорбные приключения.

— Что я тебе, осетр, чтобы припасы метать? И окорок я не ел со времен столицы, все вы такие — правду искать горазды, а лопать — так за чужой счет.

Бурча, гном вернулся к столу, разломил краюху и отдал скарбнику половину.

— Масла много не мажь, а то кишки крутить будет.

Гость уселся на лавку, налил себе чаю в хозяйскую кружку, макнул туда бутерброд и сказал:

— Зовут меня Доресвет, я шахтерский десятник в адамантовых копях. Иду в столицу, к государю-императору, рассказать о нашей печальной доле.

Дойдя до этих слов, Торвальд недобро глянул на незваного гостя.

— Дальше пусть он сам и рассказывает.

— Я и расскажу, — кивнул Доресвет. — Испокон веков мы жили в Молчаливых горах. Жизнь вели простую и честную…

— В нищете жили, — сразу же встрял Торвальд. — У них полна казна адамантия, а сами впроголодь.

— Кому же нам его продавать? — отозвался скарбник. — Не оркам ли? Чтоб они нашими же мечами нас потом всех покрошили? Впрочем, в конце концов так оно и вышло…

Он угрюмо повесил голову.

— Ты сопли не тяни, шелку-то из них не соткешь, — сказал Торвальд.

— Два года назад пришел к нам купец Казантул. Машины привез аллемаженские и пробурил пять шахт в тех пещерах, куда мы отродясь не заглядывали. С тех пор нам житья не стало; трудимся в две, а то и три смены, пара сухарей да вода цвелая — вот и весь обед, а наш адамантий увозит этот брюхан.

Торвальд молчал-молчал и опять не сдержался:

— И вы, чумазые лбы, киркозвоны глупые, во всем купца обвиняете?

— А кого еще? — набычился скарбник. — Он машины привез, он шахты бурил…

— Эх, — гном сел на винтовой табурет и даже отвернулся. — Потому ты и ищешь правды, что дурень; правда-то у тебя под носом, а ты ее и видеть не хочешь.

— Опять за свое? — глянул Доресвет исподлобья.

— Так это ж даже крысогоблин поймет. Если бы Друэг-Наг, ваш король подгорный, не разрешил, ноги Казантула бы в горах не было. Его и вините.

— Да при чем тут король? — теперь уже отвернулся скарбник.

— Как «при чем»? — Гном хлопнул по столу широкой ладонью. — Кто ходит в шелках и бархате? Кто французской булкой хрустит да икрой закусывает белужьей? Кто что ни день — в столицу катается, кутит там в срамных домах да деньги на гипподроме просаживает?

— Он король, ему и положено, — под нос пробурчал Доресвет.

— Ну да, ну да, — отозвался Торвальд с презрением. — Покуда вы в это верите, в три смены так и пашите и сухарями заплесневелыми давитесь.

— Так что же нам делать-то?! — воскликнул скарбник.

— Да перестать по щелям, аки тараканы, ховаться и про гордость и достоинство вспомнить. Долго ли короля прирезать?

— Ты что? Ты что? — Доресвет замахал руками. — Кощунство! Власть богами поставлена, и не нам с нею спорить, а тем паче менять. Нельзя так.

Он обернулся ко мне:

— Потому и иду в столицу к государю-императору, просить его помощи и заступничества. Пусть накажет купца Казантула, не велит ему бесчинства творить.

Торвальд с досадой поднялся, пробурчал сварливо, что умного скарбника Дуросветом не назовут, и отошел к большому дубовому сундуку.