если бы и была, это неразумно — пойдут сплетни, что вы недостаточно стары, чтобы считаться моим приемным отцом. Сэр Джон, пусть я и молода, но многое успела повидать и совершенно убеждена, что предложение ваше непрактично, тем не менее благодарю вас от всей души.

— Куда же вы отправитесь, Джин? — осведомился сэр Джон, помолчав.

— В Лондон, поищу другое место, где никому не причиню вреда.

— А сложно будет вам его найти?

— Да. Я не могу попросить у миссис Ковентри рекомендацию, ибо, пусть и не по своей воле, доставила вам всем столько беспокойства, а леди Сидни уехала, так что у меня нет друзей.

— Один друг есть: Джон Ковентри. Я обо всем позабочусь. Когда вы намерены уехать, Джин?

— Завтра.

— Так скоро! — Тон пожилого джентльмена выдал волнение, которое он пытался скрыть.

Джин же совершенно успокоилась, но то было спокойствие отчаяния. Она-то рассчитывала на то, что первые же слезы подтолкнут его к признанию, которого она ждала. Этого не случилось, и ее охватил страх, что и последний шанс от нее ускользает. Любит ли ее старик? Если да, почему не говорит об этом вслух? Стремясь извлечь выгоду из каждой секунды, она ловила любой намек, любое благожелательное слово, взгляд, жест — нервы ее были натянуты до предела.

— Джин, могу я задать вам один вопрос? — заговорил сэр Джон.

— Любой, какой вам вздумается, сэр.

— Этот мужчина, которого вы любите… А он не захочет вам помочь?

— Помог бы, если бы все знал, но это невозможно.

— Если бы знал что? Что вы в беде?

— Нет. Что я его люблю.

— А он не знает?

— Хвала богу, нет! И не узнает никогда.

— Почему?

— Потому что я слишком горда, чтобы навязываться.

— А он вас любит, дитя мое?

— Не знаю… Не смею надеяться, — пробормотала Джин.

— А я не могу вам помочь? Поверьте, мне очень хочется видеть вас счастливой и спокойной. Я могу что-то сделать?

— О нет, ничего!

— Назовете мне его имя?

— Нет! Нет! Отпустите меня, эти расспросы мне не по силам! — Она глянула на него в исступлении, и он не стал допытываться.

— Простите и позвольте мне сделать то, что в моей власти. Отдохните здесь, в тишине. Я напишу письмо своему близкому другу — он найдет вам место, если вы нас покинете.

Сэр Джон направился к себе в кабинет, а Джин следила за ним отчаянным взглядом и ломала руки, восклицая про себя: «Куда же подевались все мои навыки — именно сейчас, когда они нужнее всего? Как мне его надоумить, не переступая за грань девичьей скромности? Он безнадежно слеп, или слишком робок, или слишком туп — ничего он не видит, а время бежит. Как раскрыть ему глаза?»

Ее взгляд блуждал по комнате в поисках помощи — и вскорости ее обнаружил. Прямо за софой, на которой она сидела, Джин увидела на стене дивный миниатюрный портрет сэра Джона. В первый момент она просто отметила контраст между безмятежным благодушием изображения и непривычной бледностью искаженного лица, которое она видела через открытую дверь, — старик сидел за письменным столом, пытался писать, но то и дело украдкой бросал взгляды на девичью фигуру вдалеке. Джин сделала вид, что не замечает этого, и принялась рассматривать миниатюру так, будто забыла обо всем на свете, а потом, как бы повинуясь неодолимому порыву, сняла ее со стены, окинула долгим любящим взглядом, после чего, завесив лицо локонами, якобы для скрытности, прижала изображение к губам и будто бы зарыдала над ним в приступе нежного горя. Ее спугнул неожиданный звук, и она, как бы осознав свою вину, повернулась, чтобы повесить миниатюру на место, но та выпала у нее из руки, девушка приглушенно вскрикнула и закрыла лицо, ибо перед ней стоял сэр Джон, причем чувства его она угадала безошибочно.

— Джин, зачем вы это сделали? — спросил он настойчиво, взволнованно.

Никакого ответа, девушка лишь отстранилась, будто сгорая со стыда. Опустив ладонь на склоненную голову и подавшись ближе, сэр Джон прошептал:

— Скажите: его имя Джон Ковентри?

Вновь никакого ответа, лишь подавленный всхлип подтвердил правоту его слов.

— Джин, вы хотите, чтобы я пошел дописывать письмо, или мне лучше остаться, чтобы сказать вам, что пожилой джентльмен любит вас сильнее, чем дочь?

Она промолчала, однако миниатюрная ладошка прокралась сквозь свесившиеся локоны, будто бы пытаясь его удержать. Он с приглушенным вскриком схватил эту ладошку, привлек Джин к себе, опустил седую голову на ее, белокурую — не в силах описать словами свое счастье. Долгий миг Джин Мюир наслаждалась своим успехом, а потом, испугавшись, что сейчас какое-нибудь недоразумение все разрушит, поспешила этот успех закрепить. Подняв глаза, с мастерски разыгранной робостью и полускрытой симпатией, она тихо произнесла:

— Простите, что не сумела скрыть свои чувства. Я хотела уехать, никому ничего не сказав, но вы своей добротой сделали расставание вдвойне невыносимым. Зачем вы мне задаете такие опасные вопросы? Зачем смотрите на меня, когда должны подписывать мне приговор?

— Да разве мог я догадаться, что вы, Джин, меня любите, если вы не приняли единственное предложение, которое я решился вам сделать? Разве хватило бы у меня самонадеянности подумать, что вы отвергнете молодых возлюбленных ради какого-то старика? — спросил сэр Джон, приласкав ее.

— Для меня вы никакой не старик, ибо я люблю вас и почитаю! — прервала его Джин с искренним воодушевлением, ибо этот великодушный, глубоко порядочный джентльмен даровал ей одновременно и дом, и свое сердце, даже и не догадываясь ни о каком обмане. — Это я слишком самонадеянна, ибо осмелилась полюбить человека неизмеримо выше себя по положению. Но насколько вы мне дороги, я поняла, лишь когда твердо решила вас покинуть. Нет, я не должна соглашаться на такое счастье. Я его недостойна, да и вы пожалеете о своей доброте, когда в свете станут судачить, что вы подарили дом такой бедной, невзрачной и скромной девушке.

— Ш-ш, душенька моя. Светские сплетни для меня пустое. Если ты здесь чувствуешь себя счастливой, пусть чешут языками, сколько им вздумается. Мне будет не до них, ибо я стану наслаждаться светом твоего присутствия. Вот только, Джин, ты уверена, что любишь меня? Поверить не могу, что смог завоевать сердце той, что была столь холодна к мужчинам моложе и лучше.

— Сэр Джон,