Честно говоря, в те дни, если бы вы обмочили штаны, то новость об этом целую неделю не сходила бы с первых полос газет. Тихая заводь, что тут скажешь. Так что для них это был серьезный сюжет, золотая жила для таблоидов, которая подкармливала бы их целый год. «Вторжение поп-певцов» – такой заголовок красовался на первой полосе мельбурнской газеты «Эйдж» на следующий день. Капитан следующего рейса в Сидней поначалу отказывался брать нас на борт, но смилостивился после того, как мы поклялись всем на свете, что не доставим никаких проблем, не говоря уже о том, что мы вообще не планировали всю эту заварушку. На всякий случай с нами полетели два суровых сотрудника службы безопасности. К тому времени, как мы добрались до Новой Зеландии, мы получили телеграмму от премьер-министра Австралии Джона Гортона. «Дорогие The Who, – писал он, – мы бы не хотели, чтобы вы снова прилетали в Австралию. Во время вашего пребывания здесь вы вели себя ужасно, и мы надеемся, что вы никогда не вернетесь».

Пит понял это буквально и сказал: «Хорошо, ладно, мы никогда не вернемся». Это было ошибкой. В конце девяностых я слетал туда сам и увидел, что Австралия полностью изменилась. Я сказал Питу, что решение не возвращаться туда мы приняли в гневе. И когда мы наконец-то прилетели в Австралию в 2004 году, он сказал зрителям, что был не прав. Концерты тогда прошли отлично. Наша аудитория немного подсократилась, но это было логично, ведь последний раз мы выступали в этих местах тридцать шесть лет назад. Наш следующий концерт в Австралии привлек внушительное число слушателей. Вы хороши настолько, насколько хорош ваш последний концерт.

Менее чем через месяц после того, как мы покинули новозеландский Окленд, мы очутились в Калифорнии, отправляясь на первый из двух этапов гастролей по Америке. Я снова сидел на диете из гамбургеров, пытаясь сэкономить немного денег. Я устал снимать квартиру в Сент-Джонс-Вуд. У меня потихоньку начиналась клаустрофобия. Нельзя было выйти на улицу: снаружи всегда поджидали девушки, они буквально не давали шагу ступить. Мы с Хизер жили на верхнем этаже, и каждый раз, когда мы выглядывали из окон, они были там, в палисаднике. Соседям из-за этого тоже доставалось, но меня удивляло, насколько хорошо они к нам относились. Да и с девушками тоже все было в порядке – они не кричали. Просто у меня не было никакой частной жизни. А ведь дальше по улице стоял дом, в котором проживали The Walker Brothers, и у их окон собирались вопящие фанаты. Даже на расстоянии двух сотен шагов уже было проблематично уснуть из-за шума.

План состоял в том, чтобы вернуться с американских гастролей, имея в кармане штуку баксов для первого взноса за домик под Лондоном. Конечно, Кит Мун попытался расстроить все планы. Если в 1967-м он открыл для себя вишневые бомбочки, то трендом 1968 года стал суперклей, пираньи и змеи. Суперклей говорит сам за себя. Мне жаль всех горничных, которые, к своему удивлению, не могли передвинуть мебель, поднять унитазные сиденья и снять бокалы для вина с потолка. Пираньи были идеей Джона. С виду такой тихоня, он был полноправным членом преступной когорты Кита, хотя по зловредности мог дать ему фору. Достаточно посмотреть на текст песни «Boris the Spider» его авторства. У Джона была темная сторона. Именно он положил пиранью в ванну отеля. Я не могу вспомнить, чья это была ванна, но помню, как смотрел на этих рыбок и подумал, что они выглядят не очень агрессивно. Джону продали фуфло.

Змея точно не была фуфлом. Мне подарила ее одна девушка из Альбукерке, Нью-Мексико. Это был один из самых странных подарков, что я когда-либо получал, но она была коренной американкой, и я был очень благодарен. Бычья змея выглядела почти идентично гремучей, с той лишь разницей, что у нее отсутствовала «погремушка». И она не была смертельно ядовитой. Мы носили этого лжегремучего змея в наволочке и прозвали его Адольф. Кит то и дело одалживал его «для развлечения». Он прибегал с улыбкой, извлекал Адольфа из наволочки и исчезал. А в следующую минуту раздавались чьи-то крики.

Адольф привлекал много внимания во время полетов и стал неотъемлемой частью нашей группы, ее пятым участником, в течение как минимум трех недель. Проблема была в том, что мы не могли заставить его есть. Мы все испробовали, но ему было до лампочки. Он просто пытался сбежать. Его способностям исчезать позавидовал бы сам Гудини. Вот Адольф мирно спит в своей наволочке, а в следующее мгновение уже взбирается по карнизу, протиснувшись в крошечную оконную щель. Можно подумать, что ему не нравилось гастролировать с нами, но я прекрасно его понимал. Мне нравилась эта змея, ведь Адольф был тихим и спокойным, то есть обладал двумя качествами, которые зачастую были чужды остальным участникам группы.

Мы потеряли Адольфа в Сан-Диего: оставили его в номере мотеля, и он исчез. Мы обыскали все вдоль и поперек, но он как сквозь землю провалился. Мне хочется думать, что где-то в неприметной части Сан-Диего все еще есть некая грязная комнатка, куда люди заходят, а после уже никогда не выходят. И там же находится десятиметровая бычья змея, у которой наконец-то проснулся аппетит.

Когда Адольф исчез, Кит вернулся к своему надежному запасу вишневых бомбочек. Пятого апреля в четыре утра нас вышвырнули из отеля Gorham в Нью-Йорке. Не самое шикарное место, но там было приятно. Меня все устраивало, и я спал как младенец. А потом я узнал, что Кит кидался вишневыми бомбочками из окна девятого этажа. Он взорвал туалет и напугал милую старушку в лифте. Так что нас всех вытурили из здания. Времени хватило только на то, чтобы одеться, в полусонном состоянии схватить вещи и выйти на 55-ю западную улицу.

Еще хуже, что Gorham известил о произошедшем все другие отели Манхэттена, поэтому мы до шести утра искали место, хозяева которого были достаточно беспринципны, чтобы приютить нас. Свои поиски мы закончили на кольцевой дороге, ведущей к аэропорту. На следующую ночь нам забронировали номера в отеле Waldorf, местечке уровнем повыше Gorham. Они настаивали на том, чтобы мы рассчитались наличными, но у нас не было денег. Так что нас вышвырнули еще до того, как мы успели распаковать вещи. И когда Кит не смог вернуться в свою комнату, чтобы забрать багаж, он взорвал дверь вишневыми бомбочками, которые остались у него с прошлой ночи. Нас прогнали на Парк-авеню. Мы оказались в черном списке у Waldorf, Gorham, всей сети Holiday Inn, большей части отелей Hilton и некоторых гостиниц Sheraton. Как только мы стали более раскрученными и организованными, я начал жить в отелях отдельно от Кита. Я находил место в ближайшем квартале и наслаждался гарантированным сном. Это было важно не только для того, чтобы сохранить остатки здравомыслия, но и для концерта. Не выспавшись, я не смог бы петь.

Оставалось просто привыкнуть к этому. В половине случаев я даже не распаковывал вещи, просто чтобы сэкономить время к приходу менеджера или полиции. Официально отели нас ненавидели, но на самом деле они души в нас не чаяли. Готов поклясться вам в этом. Мы ведь платили бабки за ущерб. Они получали компенсацию по страховке, наши деньги и, в довесок, новый симпатичный интерьер. В течение последующего десятилетия Navarro таким способом полностью обновил свои апартаменты. Когда они считали, что им нужно переоборудовать комнату, то селили туда Кита. Он разносил номер ночью в пух и прах, а утром платил за содеянное. Отели оставались в выигрыше.