К тому времени, когда мы добрались до Чикаго, шоу стали длиннее. Сначала час и десять минут, затем час двадцать, а затем концерты вышли и за эти пределы. Вдобавок не было перерывов. То, что мы начали в Ronnie Scott’s, переросло в одно непрерывное девяностоминутное шоу, а свой законченный вид оно обрело в чикагском Playground. Сначала аудитория сидела, но к середине концерта все уже стояли на ногах. Можно было почувствовать нарастающее напряжение в воздухе, а под конец люди просто сошли с ума. Это был новый опыт для нас и для публики. К концу лета о себе дали знать физическое и эмоциональное истощение от гастролей Tommy. Мы доползли до самых отдаленных уголков Америки и Канады, прилетели домой, чтобы отыграть непростой концерт с Чаком Берри в Альберт-холле, и каждый вечер шоу продолжало развиваться. Все это было невероятно интенсивно. Какую награду мы за это получили? Tommy стал нашим первым альбомом, который попал в пятерку лучших в США. А потом нам пришлось выступить на «Вудстоке». Я говорю «пришлось», поскольку, хоть этот фестиваль и вошел в историю как важное культурное явление XX века, там было не очень весело. Три дня мира и любви? Держите карман шире. Там царил дурдом еще до того, как мы приехали. Пит провел несколько часов в пробках. Многие другие артисты вовсе не смогли добраться. Кругом творилась какая-то чертовщина. К счастью, у меня был другой вид транспорта.

«Чак отвезет тебя», – сказала мама Хизер, когда мы навещали ее в Коннектикуте. Чак и Хелен, родители Хизер, были еще молоды и хотели попасть на «Вудсток». Нам же хотелось, чтобы они высадили нас и уехали как можно быстрее, но не всем желаниям суждено было сбыться. Итак, мы все погрузились в их ярко-красный «Фольксваген-жук» – прямо-таки «Херби едет на “Вудсток”» (отсылка к серии фильмов о живом «Фольксвагене-жуке» по имени Херби. – Прим. пер.). Когда мы встали в пробке, я велел Чаку ехать по обочине: «Не беспокойся, если полиция остановит нас, Чак. Я разберусь». Никто не возражал. Все только махали вслед нашему Херби.

Мы добрались до места 16 августа 1969 года, ожидая увидеть нечто стоящее. В каждом выпуске новостей в Америке «Вудсток» был событием исторического размаха. Раньше не было ничего подобного. Количество человек, посетивших фестиваль, оценили в полмиллиона. Многие еще пытались туда добраться, несмотря на то, что губернатор Нью-Йорка уже объявил это событие национальным бедствием. Если губернатор Нью-Йорка пытается отговорить вас от посещения какого-то мероприятия, это первый признак того, что там будет классно.

Наше место назначения оказалось немного другим. Нас приветствовала гостиница с большой вывеской, иронично сообщающей «Лагерь “Спокойствие”». Все группы были там: Jefferson Airplane, Big Brother and the Holding Company, Grateful Dead, Хендрикс. Музыкантам предоставлялись комнаты, а роуди и техники спали прямо в коридорах. Все просто болтались без дела и ждали своей очереди, чтобы выйти на сцену. Мы ждали, ждали и ждали. Около семи вечера мы, как полагается, поехали в закулисную зону на микроавтобусе. И прождали там еще немного. Мы надеялись, что все пройдет как по маслу, но в те дни на фестивалях, особенно на торжественных, это было редкостью, а на «Вудстоке» и подавно. Мы должны были выступить вечером, но к четырем часам утра следующего дня мы все еще болтались за кулисами на грязной поляне и ждали. Потом еще немного ожидания. Даже в лучшие времена я терпеть не мог бездельничать. Ничего не делать, пока вы ждете, чтобы сыграть перед полумиллионной аудиторией, это самая сложная вещь в мире. И дело не в полумиллионной толпе. Мне всегда было без разницы выступать перед одиноким человеком и его собакой в пабе, перед восемьюдесятью тысячами человек в Гайд-парке или перед полумиллионом на молочной ферме в Катскилле. На мой взгляд, я всегда отношусь к своей работе одинаково – даю зрителям все, что могу им дать. Из-за ожидания это становится тяжело. Этакая скука, пронизанная напряжением. Вы должны быть начеку, нужно держать контроль, но важно не перекипеть.

Для Кита это было тяжелее. Нервы у него были ни к черту. Раньше его тошнило перед концертами. Первый выход на сцену наводил на него ужас. Ему становилось все сложнее. Я думаю, что именно это положило начало его алкоголизму – страх перед выходом на сцену. Ему нужно было выпить, чтобы успокоить нервы. Сначала бокал бренди, затем двойная порция бренди, а потом целая бутылка. И это только для разогрева. Полагаю, что это четырнадцатичасовое ожидание на «Вудстоке» далось ему особенно тяжко. За кулисами не было еды. Все было смешано с ЛСД, даже кубики льда. К счастью, я прихватил бутылку ликера «Южный комфорт», так что чувствовал себя хорошо, пока не решил выпить чашку чая. Вот как они добрались до меня – через хорошую чашку галлюциногенного чая.

Все шло наперекосяк. Все насквозь промокли. То и дело случались перебои с электроэнергией. Публика поднималась на сцену, кто-то штурмовал осветительные установки. Пит сказал, что видел, как какой-то пацан рухнул с одной из установок и, возможно, сломал себе шею. «Вудсток» рекламировался словами: «Фестиваль эры Водолея – три дня мира и музыки». На самом деле там царил хаос.

А затем, посреди ночи организаторы задумали оставить нас без денег. Наш взнос составлял 11 200 долларов, и большую часть из этой суммы мы уже потратили на билеты себе и своей команде. Нам нужны были деньги, чтобы добраться до дома и оплатить счета, поэтому мы отказались продолжать, пока нам не заплатят. Ходит история о том, как банковского менеджера разбудили посреди ночи и посадили в вертолет, чтобы тот взломал сейф местного банка, выгреб оттуда деньги и полетел обратно на «Вудсток», чтобы заплатить нам свежими банкнотами. Отличная байка, но всего этого не было. Наш тур-менеджер просто сверлил взглядом организаторов, пока те не выписали нам чек.

После всех этих споров, галлюцинаций, грязи и хаоса мы наконец-то вышли на сцену, примерно после пяти утра. Месяц назад мне приснился один особенно яркий кошмар. Такого рода страшилки снятся тебе, когда ты ребенок. Во сне я смотрел на какой-то пустынный дымный пейзаж, вокруг стояли сторожевые башни с прожекторами, а над головой кружили вертолеты. Мое подсознание рисовало что-то наподобие вьетнамских флешбэков. Глядя в предрассветный мрак «Вудстока», разглядывая смутные очертания полмиллиона людей, испачканных грязью, когда их выхватывал из темноты свет прожектора, я, страдая от нехватки сна и будучи одурманенным галлюциногенным чаем, почувствовал, что мой кошмар стал явью.

Казалось, выступление шло не очень хорошо. Сценические мониторы то и дело выходили из строя, звук был дерьмовым. Мы все боролись со стихией и с самими собой. Масла в огонь подлил политический активист Эбби Хоффман, который поднялся на сцену в конце «Pinball Wizard», отобрал микрофон Пита и крикнул: «Пока вы занимаетесь этим дерьмом, Джон Синклер гниет в тюрьме». Естественно, Пит прогнал его со сцены, перед этим пригрозив убить следующего, кто вздумает отобрать у него микрофон. Музыка и мир. Так или иначе, шоу продолжалось, и каждый раз, когда приходило чувство, что мы теряем хватку, мы просто прикладывали еще больше усилий. Затем, вскоре после шести, мы добрались до «See Me, Feel Me» из Tommy, и тут взошло кровавое солнце. Будто по сигналу. Невозможно было придумать ничего круче. После всего того дерьма, через которое мы прошли, этот момент был идеальным, экстраординарным. Это был один из тех моментов, которые невозможно повторить, даже если сильно постараться. Такое случается раз в жизни.