А затем мы отправились домой, напоследок засветившись на шоу «The Smothers Brothers’ Comedy Hour» на CBS. Наш последний шанс заявить о себе. Опять же, за это стоит поблагодарить Кита. Мы планировали сыграть «I Can See For Miles» и «My Generation», и в конце Кит хотел поджечь дымовую шашку. Мы отрепетировали наше небольшое представление днем, и все прошло гладко. После долгих разговоров начальник пожарной безопасности студии остался доволен масштабами планируемого взрыва. Но Киту этого было мало.

В промежутке между репетициями и трансляцией, где-то между первой и второй бутылкой бренди, он подкупил охрану. Киту захотелось устроить большой взрыв. Это был его девиз по жизни, и ничто, даже прямая трансляция по телевидению, не остановило бы его. Получившийся взрыв отбросил меня на несколько футов вперед, покрыл всю сцену дымом и пылью и на пару секунд прервал трансляцию. Кит был ближе всего к эпицентру, но сбежал с порезанной рукой. Всю мощь взрыва принял на себя Пит, который провел следующие несколько минут, сбивая огонь с горящих волос, попутно гадая, надолго ли он оглох. Способность слышать вернулась к нему спустя двадцать минут, но с тех пор Пит навсегда потерял стопроцентный слух.

Это был взрывной конец дорогого тура. Мы должны были вернуться домой счастливыми и при деньгах, но увы и ах. Всю поездку я тщательно контролировал свои растраты. Я хотел вернуться домой, имея в кармане больше денег, чем в начале турне, поэтому ограничился строгой диетой из одного гамбургера в день и нескольких лакомых кусочков другой еды. Таким был мой рацион во время гастролей по Штатам, и, приехав в Лос-Анджелес, я встретился с Фрэнком Барсалоной, нашим агентом, чтобы спросить его о доле моей прибыли. «У тебя почти нет никакой доли», – сказал он довольно виноватым голосом. Я обратил его внимание на то, что последние три месяца питался одним гамбургером в день. Я почти ничего не потратил. А он сказал: «Да, но ты в курсе, сколько потратил Кит?»

Я мог представить себе, в какую сумму нам обошелся Кит, но меня по сей день терзают сомнения по этому поводу. Всегда было какое-то чувство, что тот «Континенталь» (или «Кадиллак») никогда не падал в бассейн. Или даже если это случилось на самом деле, то наше руководство преувеличивало размер ущерба, чтобы прибрать к рукам наши деньги. Я не присутствовал при этом событии, и большинство свидетелей были не в том состоянии, чтобы предоставить надежные показания. Несколько лет назад я бросил вызов Крису Стэмпу и прямо спросил его, видел ли он машину в бассейне. Он истово клялся, что видел все своими собственными глазами. Но я до сих пор не уверен. Учитывая сколько вокруг мошенников – кто знает? Но тогда я верил им. Я верил, что Кит потратил все деньги на гастролях. Ну а в итоге я вернулся домой с нашей первой крутой поездки, имея в кармане меньше денег, чем до этого. Мне пришлось одалживать на билет домой.

Однако все-таки это не было бесполезной тратой времени. В газетах нас поливали грязью, а музыкальная пресса была в восторге – все так, как и должно быть. Конечно, мы не покорили Америку, но определенно заявили о себе. Той осенью «I Can See For Miles» попала в топ-10 американских чартов.

Домой я приехал без гроша в кармане. Всегда бывало хорошо возвращаться из турне в атмосферу домашнего комфорта. Пока меня не было, я позволил своим друзьям одолжить мой любимый «Aston Martin DB4», который я купил в конце 1966 года. В первое же утро я взял свою тачку, чтобы прокатиться с ветерком. Когда я стартовал от бордюра, машина звучала великолепно – звук был гладким, как попка младенца. Когда я разогнал ее до сорока миль в час, кузов начал слегка крениться, а когда спидометр достиг отметки в семьдесят, багажник попытался обогнать капот. Что-то определенно было не так. Только когда я решил припарковаться, я понял, что «Астон» был всего на два фута длиннее, чем тот «Мини Купер», рядом с которым я остановился. Он стал почти на два фута короче с тех пор, как я видел его в последний раз. Он отлично подходил для парковки, но не для вождения.

С застенчивыми улыбками на лицах мои товарищи во всем сознались. Они выбили из моей тачки седьмой пот, катая в ней девушек по Кингс-роуд и хвастаясь перед всеми. И тогда им пришла в голову идея усовершенствовать ее. Мне было чуть больше двадцати, когда я купил эту машину. У меня не было постоянной девушки. Никаких забот в жизни. Так что я проводил все свободное время, болтаясь с моими приятелями-автолюбителями из Актона и Чизика. Знакомьтесь: Джордж Сварка, Шлифовщик Джеймо и мой лучший друг – Нобби Стекловата.

У Джорджа была ремонтная мастерская в двух шагах от Chase Products в Южном Актоне. Я сказал «ремонтная мастерская», хотя по сути это был еще один сарай, облицованный асбестом. Он стоял во дворе, который Джордж разделял со старьевщиком Френни – вылитым персонажем из сериала «Стептоу и сын», у него даже были лошадь и повозка («Steptoe and Son» – культовый британский ситком о старьевщиках отце и сыне. – Прим. пер.). Каждый день мы проводили во дворе у Джорджа, пытаясь поддерживать наши машины на ходу, чтобы они мчались быстрее и выглядели круче. Рядом с лошадью и телегой Френни мой «Астон», свет очей моих, смотрелся действительно круто. Вплоть до того момента, пока мои друзья не решили проехаться по Кингс-роуд. Потеряв два фута этой машины, я почувствовал себя так, словно кто-то укоротил мой член на такую же длину. Но затем, менее чем через неделю, это уже не имело большого значения. Ведь я нашел девушку, с которой мне захотелось провести остаток своей жизни, и мой мир перевернулся с ног на голову.

* * *

Если честно, я больше не думал о Хизер с тех пор, как мы познакомились в гримерной «Murray the K». Вскоре после возвращения в Лондон я сидел в Speakeasy Club, который находился прямо за оксфордским цирком. Было три часа утра, из-за перелетов мои биоритмы сбились, и я читал книгу. Я не могу вспомнить, какую книгу, скажем, Достоевского, а потом раздался женский голос: «Привет».

Я поднял взгляд, и все, что я смог увидеть, были ее ноги. Юбки в те дни были не особо-то длинными. Девушки предпочитали открывать ноги. Я перевел взгляд намного выше и вновь увидел эти прекрасные глаза. Хизер, сто восемьдесят сантиметров рыжеволосой красавицы, смотрела на меня с улыбкой. Она сказала: «Ты меня не помнишь?» Я мог вспомнить глаза и ноги, но не имя. «Я Хизер, – сказала Хизер. – Ты дружишь с Кэтрин. Она пыталась тебе позвонить». Кэтрин была девушкой, которая познакомила нас, и теперь она собиралась родить ребенка. Вас не должно волновать, кто из моих коллег-музыкантов был за это в ответе, но ей нужно было где-то остаться. Она звонила по номеру, который я ей дал после того, как мы несколько раз встречались в Нью-Йорке, но при наборе она использовала код Мейфэра (Мейфэр – фешенебельный район лондонского Вест-Энда. – Прим. пер.). Ей и в голову не могло прийти, что рок-звезда будет жить в Мейда-Вейл. Но она не стала бы удивляться, если бы знала, кто заведует нашими счетами.

– Конечно, она может остаться, – сказал я.

– Я тоже могу остаться? – спросила Хизер.

– Конечно, можешь.

Страшно подумать, как бы все сложилось, если бы она не нашла меня в Speakeasy. Той ночью ее преследовал Джими Хендрикс. Некоторое время он за ней охотился. Она была его «Foxy Lady», которую он так и не заполучил. Если бы тогда она пошла домой к нему, то моя жизнь покатилась бы по любой из ста других дорог, но ни одна из них не была бы такой же счастливой. Я потерял бы самое лучше, что может случиться в жизни, и никогда бы не узнал об этом. Но я получил Хизер, а Джими пошел домой с кем-то другим.