– Пошли вон, – приказал он карликам, и те с готовностью повиновались, выстроившись гуськом и выбежав прямиком в массивный каменный коридор. Он вышел из клетки и направил дуло на Фермону.

– И что ты с этим станешь делать? – спросила она.

– Ничего, – ответил Бен. – Я не хочу тебя убивать. Не хочу снова ощутить то, что ощутил совсем недавно.

– Из этой игрушки меня все равно не убить.

– А по-моему, можно. Кажется мне, что ты блефуешь. Я не очень много знаю об оружии, но мне известно, что крохотные пульки оставляют большие- большие дырки.

Она промолчала. Бен мог поклясться, что она вот-вот расплывется в улыбке.

– Я хочу, чтобы ты здесь всех отпустила на волю, – сказал он ей. – Людей в каземате, карликов, всех.

– Карлики никуда не пойдут, – возразила она. – Я даже не держу их в норе. На задах у них есть свое помещение для игр. Не знаю, что уж они там делают, да и знать не желаю.

– Ладно. Тогда освободи всех остальных.

– С чего бы это вдруг?

Бен взвел курок и широко осклабился. Краб заполз ему на левое плечо, словно верный попугай.

– Да потому, что это потрясающе, – ответил ей Бен. – А ты, по-моему, будешь просто велико- лепна.

Фермона скрестила руки на груди и топнула ногой.

– Оставь мне хоть немногих, – попросила она. – Так не хочется начинать все с самого начала. Мне для жизни нужно много горючки. Я ем девять раз в день. Да не просто перекусываю, а по целому человеку за один присест.

– Нет, – твердо ответил Бен, не сводя с нее пистолета. – Отпусти всех.

– Ладно.

Она подхватила ключи и скрылась в коридоре. Бен слышал, как она открывала массивные замки и распахивала деревянные двери. Через несколько мгновений оттуда выбежала целая толпа перепуганных голых мужчин и женщин, рванувших по коридору, словно крысы по тоннелю метро. Совершенно безумные, они что-то бормотали на непонятных языках и неслись мимо озера, очевидно, к какому-то выходу из горы. Один мужчина настолько измучился, что прыгнул прямо в огонь под котлом Фермоны. Бен закрыл уши руками, пока тот вопил и бился в агонии, словно собакомордые, которых волк разодрал на куски у подножия железной башни. Остальные пленники исчезли, не успел Бен помахать им рукой.

Фермона грузно притопала обратно в пещеру. Пистолет Бен не опускал.

– Что тебе еще нужно? – спросила она. – Ты опустошил все мои кладовые. Порядочные гости так не поступают.

– Мне нужны мои вещи.

– Я их сожгла.

– Тогда мне нужно найти все необходимое у тебя в куче.

Она вздохнула и разрешила Бену разворошить кучу в поисках того, что могло бы ему пригодиться в пути: ботинок, штанов, чистых носков и белья, фонариков, рубашек, курток, пейнтбольного ружья (любое оружие казалось ему небесполезным) и непортящихся продуктов – жестянок с супами, упаковок с галетами, банок с консервированными овощами и прочим. Когда он закончил там рыться, она запустила могучий кулак в самые недра кучи и вытащила рюкзак, с которым Бен карабкался на гору.

– Я сожгла почти все твои вещи, – призналась она. – Но вот это можешь забрать.

Она швырнула рюкзак Бену, и внутри он обнаружил плюшевую лисичку с улыбавшейся мордочкой. Лисичку Флоры. Он едва не выронил пистолет – настолько его растрогало это зрелище.

– Спасибо, – произнес он, снова наводя на нее ствол.

– Не надо в меня тыкать этой штукой, – сказала она. – Я же все понимаю, сам знаешь. Что-то я не то сделаю и… пиф-паф-ба-бах.

Бен снова опустил пистолет.

– Как мне отсюда выбраться?

– Мимо озера. Куда ринулись все те дурики. А ты меня пристрелишь?

– А ты меня съешь, если не пристрелю?

– Хотелось бы, но ведь явятся другие с той стороны, откуда пришел ты. И они не станут так упрямо цепляться за жизнь, как ты.

– Так, значит, договорились? Мы с Крабом уходим, а ты нас не преследуешь?

– Все хотела спросить, – сказала Фермона. – Что такое с крабом?

– Не знаю, – вступил Краб. – Несколько дней назад я его спрашивал: «Эй, а что такое с этой шизанутой великаншей?»

– Да, за словом он в карман не лезет.

– Если мы отсюда уйдем, ты не пустишься за нами вслед? – спросил у нее Бен.

– Нет.

– А сама ты откуда?

– Это в каком смысле?

– Кто твои родители?

– Нет у меня никаких родителей.

– Ты знаешь, кто такой Постановщик?

– Нет.

– А как ты оказалась внутри этой горы?

– А я всегда была здесь. Сначала я была нигде, а потом БУХ! Оказалась тут. И так было всегда, глупый ты человечишко.

– Но как? Почему?

– Не имею ни малейшего понятия. Я просто была. Это что, имеет значение? Мне прекрасно жилось, пока ты не обратил в бегство всю мою еду. Когда счастлив, не спрашиваешь, как и почему.

– А что это за люди, которых ты держала в казематах? Откуда они взялись?

– Они сошли с тропы.

– Они тебе рассказывали, как попали сюда?

– Нет. Да и какое мне дело? Это ску-у-у-у-у-учно. Если я тебя не ем, мне от тебя скучно. Вот как сейчас! Я скучаю. И есть хочу. Так что дуй отсюда, пока я снова не разозлилась и не отняла у тебя пистолет.

– Что за другим склоном горы? – спросил Бен.

– Не знаю, – ответила она. – В отличие от большинства людей, мне удобно именно там, где я нахожусь.

Она указала им дорогу сквозь пещеру, мимо зловеще замерших вод подземного озера. Бен увидел на поверхности воды крохотные завитки, расходящиеся во все стороны, словно пятна пролитого бензина. За озером оказался еще один высоченный коридор в горе, в который спокойно мог бы проехать локомотив. Бен медленно пятился в глубь тоннеля, не спуская глаз с Фермоны, которая раздраженно фыркнула и снова уселась на свою кучу сокровищ. Доходивший из зала свет факелов постепенно мерк, пока Бен продолжал идти спиной вперед, держа на плече Краба. Вскоре он развернулся, и их снова объяла сырая мгла, не отступавшая многие километры, которые они прошли сквозь недра горы. Фермона так и не бросилась им вдогонку. Она наверняка смогла бы вырвать у Бена пистолет, если бы очень захотела. Он не мог избавиться от ощущения, что она позволила ему победить, хотя не совсем понимал, почему.

Они выбрались из пещеры и наконец вышли к солнечному свету. Бену пришлось прикрыть глаза от нестерпимого сияния, но как только они пообвыкли к свету, он увидел перед собой лишь ровную, открытую степь. Тропа полого спускалась с подножия горы и уходила в залитые солнцем поля, буйно поросшие травами. С обеих сторон ее обозначала деревянная изгородь из продольных жердей. Среди зарослей клевера, высокой травы и пышных одуванчиков он заметил табуны диких лошадей, скачущих по полям. Это были грациозные животные с золотисто-каштановыми боками и играющими на бегу мышцами. Пару недель назад он не обратил бы на лошадей ни малейшего внимания. Это Тереза с ума по ним сходила. Он считал, что лошади – это для богатеньких девчонок и старичков. Но боже мой, как же приятно было глядеть на них теперь. Свежий воздух и залитая солнцем степь действовали на него как успокаивающее, притупляя боль и мысль о том, что теперь он стал убийцей. Поневоле, а не по сути своей. Но он все-таки убил человека голыми руками. Жеребенок подскакал и приткнулся к маме, и Бену пришлось отвести в сторону глаза. Это было чересчур.