Лиза вернулась на диван, села, каким-то машинальным, словно заученным движением, расправила юбку на коленях:

– Да. Как раз с тех пор, как приехала сюда, в Москву. Мне Николай Петрович посоветовал, да я и сама понимала, что одна все это не вывезу. Вы же понимаете, каково это – с двенадцати лет жить в замкнутом пространстве даже без окон, иметь крайне ограниченный круг общения, из которого то и дело кто-то выпадал… И вдруг оказаться в большом шумном городе, где куча людей, где постоянно какие-то звуки, запахи… В городе N первое время я никуда не ходила – только в институт и домой, все. По дороге заходила в магазин, покупала еду… Мать Анастасия у меня забирала половину стипендии, на остальное я жила.

«Да там же копейки», – подумала Тина, совершенно не представляя, как можно выжить в городе на половину студенческой стипендии, когда вообще ниоткуда нет помощи.

– Чем же вы питались при таком минимальном количестве денег?

– Быстрорастворимой лапшой. Иногда покупала сухое молоко, его можно было разводить водой, хватало надолго, – Лиза произносила это спокойно, словно говорила не о себе. – Очень хотелось фруктов – в монастыре такое под запретом, только для гостей, и не дай бог хоть кусочек, хоть ягодку… Я нашла очень дешевый магазин, где в конце дня выкладывали уценку – знаете, яблоки с битыми бочками, подгнившие груши… это все стоило совсем недорого, я брала несколько штук, вырезала все испорченное. Иногда, если мать Анастасия была в хорошем настроении, она меня чем-то угощала – кашей или супом, если оставался. Но это всегда было так… унизительно, как будто я милостыню прошу…

– И что, в институте никто не видел, как вам тяжело? Я так понимаю, ваша бабушка тоже не помогала?

– Бабушка к тому времени умерла уже. Как раз после первой сессии. И вот тут на меня духовник насел – возвращайся, зачем тебе эта учеба, испортит тебя какой-нибудь ухарь в этом сатанинском городе… Я ведь должна была проводить в монастыре все каникулы и все длинные выходные, когда больше двух дней, такое условие духовник выдвинул, когда отпускал учиться, – объяснила Лиза. – Я приехала на каникулы после похорон бабушки, ну и началось… Он против меня всех моих монастырских подружек настроил, запретил общаться, разговаривать. Представляете, каково это – живем в келье вчетвером, а трое со мной вообще никак не общаются, даже не смотрят в мою сторону. Сама что-то скажу или спрошу – делают вид, что не слышат. Изоляция… Духовник надеялся, что я не выдержу. А я ведь полгода почти уже в городе прожила, посмотрела, какая бывает жизнь – вообще не похожая на нашу, и ничего, все без рогов ходят, и хвостов нет, и копыт. Нормальные люди, хоть девчонки носят джинсы, красятся, волосы стригут коротко. Я уже плохо представляла, как снова вернусь в монастырь, начнутся службы, повинности, молебны… Гости эти… женщины будут смотреть как на третий сорт, как на зверей в зоопарке… а мужчины оценивающе, как будто мясо на рынке выбирают…

Лиза умолкла, потянулась к чашке, но там было пусто, и Тина быстро встала, принесла чайник:

– Спасибо, – девушка сделала глоток. – В горле сохнет все время… Психолог говорит, что это невысказанная обида, а как невысказанная, я же вот вам рассказываю…

– В кабинете просто душно очень, – тихо сказала Тина, возвращаясь на диван. – Лиза… а вот вы сказали – постоянно кто-то выпадал из круга общения, это что значит?

– Разное. Кто-то отправлялся в дальний скит, мальчики большей частью на прииск.

В голове у Тины словно вспыхнула красная лампочка на слове «прииск». Выходило, что Геннадий не врал, а она сама оказалась права в том, что вербовщики туда тоже присматривают людей.

– А что за прииск?

– Мне всегда казалось, что это просто такое наказание, но для парней. Для девушек существует дальний скит, а для парней – прииск. За тяжелые провинности туда отправляют, накладывая жесткую повинность. Повинность за провинность… – усмехнулась Лиза невесело. – А какие особые провинности могли быть в монастыре? Но вот был случай, когда двух девчонок застали сидящими на лавке с парнями после отбоя. Ой, что было… На утренней молитве их впереди всех поставили, духовник долго распинался, какой тяжкий грех они совершили, как должны гореть в аду за свой проступок… Но даже не это самое отвратительное. Виновными назначили девчонок – духовник так и сказал, совратили невинных. Они даже не целовались, не в обнимку сидели – какое «совратили»? Девчонок отправили в дальний скит, больше никто их не видел, а парням ничего не было. Правда, один потом попался на краже, вот его услали на прииск.

– И никто никогда не говорил, где это? Хотя бы примерно?

Лиза задумалась на пару минут, наморщила лоб.

– Я слышала только, что по реке на лодке вверх от монастыря, а куда это – не представляю. Я ведь никогда не видела толком дорогу, по которой едут, нас всегда возили в фургоне, чтоб ни щели не было. Приезжаешь в назначенное место в городе N, садишься в фургон – и все, в следующий раз свет видишь уже у лодок в деревне. А уж по реке… Там не выбраться, если сбежать, все на это нацелено. Нам с детства внушали – нельзя уходить за территорию монастыря, вокруг лес, а в нем волки. И это, кстати, не выдумка. Я слышала, как один из мужчин-проводников, что возил продукты в дальний скит, рассказывал, что видел трех волков.

– И это действовало? Никто не пытался убежать?

– Нет, – покачала головой Лиза. – Мы ведь не понимали, что живем не так, как люди должны, нам же казалось, что все правильно – зачем бежать?

Тина согласно кивнула – при таком жестком воспитании и откровенном промыве мозгов наверняка никому и в голову не приходило, что существует другая жизнь, а значит, зачем куда-то бежать, для чего? У них тут свой рай.

Помолчав минуту, Лиза бросила взгляд на часы:

– Валентина… если вы не возражаете, мы можем продолжить разговор в другой день? У меня через час встреча с психологом, я не смогла перенести, а отменять не могу, мне нужна его помощь, – виноватым голосом спросила Лиза.

– Конечно! – Тина поднялась, чтобы проводить ее. – Спасибо, что уделили мне столько времени.

– Я не все еще рассказала… видите, как время пролетело… но я обязательно приеду, я теперь знаю куда.

– А давайте я вам телефон свой напишу, сможете позвонить, когда будет удобно? – предложила Тина, возвращаясь к столу и беря визитку.