Лиза коротко взглянула на Тину сверху вниз:

– Я привыкла пить чай там, в монастыре. Кофе подавался только гостям, нам было запрещено к нему прикасаться. Зато я научилась варить его так, как не умеют даже профессиональные бариста.

– Вы работали на кухне?

– Я несла послушание на кухне, – поправила Лиза. – В монастыре у всех есть свое послушание, оно не меняется никогда. Нельзя сегодня работать на кухне и подавать трапезу гостям, а завтра убирать навоз в свинарнике.

– То есть если попала в свинарник – то насовсем?

– Да. Значит, так Величайшему угодно.

– Величайшему? – повторила Тина, вспомнив, что точно так же говорил и Геннадий.

– Так называют бога, в которого мы верим… верили. – Лиза опять искоса взглянула на Тину. – Я до сих пор не могу привыкнуть говорить об этом в прошедшем времени.

– А вы давно ушли из монастыря?

– Три года. Но полностью избавилась от их влияния, может, года полтора назад, когда апостолы перестали мне звонить.

– Апостолы? – Тина опустила в карман руку и нажала кнопку диктофона.

– Да. Апостолы – это люди, которые курируют какой-то город, где есть последователи духовника Василия. Они контролируют тех, кто живет вне монастыря. Я уехала учиться, ко мне приставили мать Анастасию, я жила у нее в квартире, она за мной присматривала.

Они уже вышли из подземного перехода и оказались на крыльце здания бизнес-центра.

Лиза задрала вверх голову и пробормотала:

– Полтора года в Москве живу, а до сих пор так и не привыкла к таким высоткам. В городе N, правда, такие тоже были, но здесь почему-то особенно масштабно выглядит. А ваш офис высоко?

– Да, – улыбнулась Тина. – Я тоже никак не могу привыкнуть. Я ведь не москвичка, училась тут и потом осталась. А родилась в Сибири, в небольшом городке.

– Вот и я в небольшом…

Они вошли в просторный холл, Тина приложила пропуск к сканеру и пропустила Лизу вперед, сказав охраннику:

– Это ко мне, Борис Игнатьевич.

– К вам мужчина приходил, – сказал тот и полез в ящик стола. – Вот…

Тина вернулась, взяла протянутую записку, развернула. Мелким неровным почерком на листке в клетку было написано: «Тина, я нашел тетрадь, которую в последний год читала Мирослава. Завезу вам вечером, после смены. Сергей».

Сунув записку в карман, Тина поблагодарила охранника и вернулась к поджидавшей ее у лифтов Лизе:

– Клиент приходил, как раз по тому делу, с которым я за консультацией обратилась к Садыкову.

– Николай Петрович очень хороший человек, – сказала Лиза. – Он мне очень помог.

– А как вы познакомились? Я вот у него училась, он читал курс в Университете МВД, где я училась.

– А я тоже училась, – шагнув вслед за Тиной в кабину лифта, ответила Лиза. – Он и у нас в институте читал курс, онлайн, как приглашенный лектор. Я окончила факультет социологии, – объяснила она, перехватив удивленный взгляд Тины.

– И как получилось, что вы, живя в монастыре, смогли поступить в институт и окончить его?

– Честно? Просто повезло… Я была вредная, хотела учиться, училась онлайн. В монастыре ведь интернет есть, духовник Василий общается с потенциальными гостями, ведет свои дела с банками, с разными фирмами. А моя бабушка хоть и привезла меня в этот монастырь сама, но настояла, чтобы мне позволили учиться, платила ему за это каждые полгода. Из монастырских детей в школе учились единицы, те, чьи родственники могли заплатить.

Лифт остановился на этаже, Тина вышла, приглашая Лизу следовать за собой. Диктофон в ее кармане по-прежнему работал, она не стала выключать его, чтобы не пропустить ни единой мелочи из рассказа Лизы.

Отперев дверь и впустив девушку в офис, Тина сразу щелкнула кнопкой чайника и выставила на стол две кружки.

– Вы присаживайтесь, где удобно – хоть на диван, хоть за стол, – предложила она Лизе, и девушка устроилась в углу дивана, бросив настороженный взгляд на огромное окно. – Могу опустить жалюзи, если вам дискомфортно.

– Нет… не надо… я очень люблю, когда много света, у меня дома даже штор на окнах нет, – тихо призналась Лиза. – Просто тут высоко…

– А почему штор нет? – наливая чай в кружки, спросила Тина.

– Потому что у нас в кельях не было окон. Оказывается, это такое счастье – проснуться утром, открыть глаза и увидеть не стену из бревен, а солнечный свет, например, или дождь, или снег… Я много лет жила без этого, казалось, что больше никогда уже такого не испытаю.

– Но вы ведь сказали, что в городе N жили в квартире у какой-то матушки?

– Да, у матери Анастасии. Но там тоже категорически запрещалось раздвигать шторы. Так что, когда я сюда приехала и сняла квартиру, то никаких штор на окна вешать не стала. И, наверное, долго еще не смогу.

Тина поставила перед Лизой кружку, придвинула сахарницу и вазочку с печеньем.

– А как вообще получилось, что вы оказались в монастыре?

– Бабушка привезла. Она как-то с подругой своей пошла на собрание каких-то верующих – просто за компанию, она раньше никогда в Бога особо не верила – ну, знаете, может, только как большинство, на каком-то бытовом уровне, а не так, чтобы в церковь ходить, соблюдать посты и молиться каждый день. А тут… Раз сходила, другой, третий… И понеслось. Сначала начала из дома все продавать – вот буквально все, от телевизора до посуды, осталась пара кастрюль да несколько тарелок. Я спрашивала, мол, бабуля, зачем, а мы как же? А она – а довольствоваться, Лиза, надо малым, излишнее душе вредит.

– Вы вдвоем жили?

– Да. Родители умерли рано, бабушка стала моим опекуном. Она до пенсии работала в торговле, хорошие сбережения имела, я удивляюсь, что она все не отдала, раз могла оплачивать разрешение на мою учебу. Но жить мы стали намного скромнее, чем раньше. Мне не разрешалось носить джинсы, яркую одежду, стричь волосы. Нельзя было посещать школьные мероприятия. Интернет – зло, конечно, даже для уроков ничего там смотреть нельзя. Хорошо, она поняла, что я школу должна закончить, а в монастыре это никак иначе не возможно, кроме интернета, – чуть улыбнулась Лиза. – Бабушка в монастырь меня привезла во время осенних каникул, когда я училась в шестом классе. И знаете… мне там понравилось. Тихо, кругом лес, деревья такие высокие, красивые… Качели во дворе, дети бегают, я сразу со всеми познакомилась, разговорилась. Оказалось, что они все тут живут. И мне тоже захотелось. Ну, я ведь не понимала… А потом сам духовник Василий вышел, с бабушкой моей вместе. Подошел, по голове погладил, шоколадку протянул и спрашивает: