Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта гипотеза имеет смысл только в одном случае — если у этих групп млекопитающих вначале сформировались разные способы жевания. Их челюсти перестроились так, что конфигурация обоих суставов — и квадратно-сочленовного, и зубно-чешуйчатого — позволяла делать нужные жевательные движения: у одних вперед-назад, у других в более свободном диапазоне вправо-влево и вверх-вниз и т. д. Затем у каждой группы челюстные кости отделились от слуховых, вероятно, ради оптимизации. Обладать двумя челюстными суставами, которым требуется работать согласованно, в лучшем случае излишество, а в худшем — помеха, как добавочные колеса на детском велосипеде, если вы уже готовы гонять на полной скорости. Жевание будет более эффективным, если им будет управлять один прочный, мощный челюстной сустав — зубно-чешуйчатый. Квадратно-сочленовный сустав высвобождается и становится сочленением молоточка и наковальни. Он теперь всецело специализируется на передаче звука от барабанной перепонки в улитку, но у него навсегда сохраняются ограничения, наложенные характером движения челюстей у предков.
Почему жевание для млекопитающих было настолько важно, что потребовалось отделять челюстные кости от слуховых, причем многократно? Потому что в юрском и особенно меловом периодах появилось много новых видов пищи. Кругом роились новые вкусные насекомые, опылявшие совершенно новый тип ярких великолепных растений, дававших всевозможные деликатесы: цветы, плоды, листья, корешки и семена.
Три группы современных млекопитающих — плацентарные, сумчатые и однопроходные — ведут свою родословную с той поры бурного вальса эволюции и экологических перемен, который называется меловой революцией цветковых.
4
Революция млекопитающих
Kryptobaatar
Когда мы подъезжали к частному домику на окраине Варшавы, я был вконец измотан. Небрит, волосы сальные, ногти почернели от грязи. Начинающий лупиться от загара лоб, широко распахнутый ворот фланелевой рубашки, чтобы уловить хоть немного прохлады на заднем сиденье нашего микроавтобуса, в котором не было кондиционера.
Стояла середина июля 2010 г. Я учился в аспирантуре и участвовал в раскопках в Восточной Европе вместе с британским палеонтологом Ричардом Батлером и нашими польскими друзьями Гжегожем Недзведским и Томашем Сулеем. В столицу мы возвращались после полутора недель разъездов по Польше и Литве в поисках триасовых динозавров.
Фортуна от нас отвернулась. На первой половине нашего маршрута, в Польше, с находками было плохо. Потом отправились в Литву. Через несколько часов пути микроавтобус зачихал и встал — сломался генератор. От перспективы надолго застрять на равнинах Северо-Восточной Польши нас спас проныра-механик, «нашедший» нужную запчасть в двигателе чужой машины, хозяева которой очень кстати отлучились. Мы доехали до Литвы и вечером следующего дня заселились в гостинице. Голодные и усталые, мы сокрушались из-за того, что день прошел зря и окаменелости нам никак не попадались, но утешали себя тем, что завтра нам повезет больше. Не повезло. Глиняный карьер, в котором мы работали, залило дождем, так что извлекать окаменелости или картировать отложения стало практически невозможно. Гжегож нашел всего один зуб — вот и все, причем он даже не принадлежал динозавру.
Когда мы подошли к домику и позвонили в дверь, настроение у меня было кислое. Мне казалось, что у нас все плохо. Вскоре мне предстояло убедиться, что это не так.
Дверь со скрипом распахнулась, и выскочило мелкое млекопитающее. Померанский шпиц, холеный, как участница конкурса красоты, заливаясь визгливым тявканьем, ринулся прямо к моей щиколотке и на мгновение вцепился в нее.
На крыльце появилась старушка и на английском языке с акцентом извинилась за невоспитанность своей собаки. Мелкие млекопитающие бывают с норовом, смущенно сказала она. Она была тщедушной, сгорбленной, ростом метр шестьдесят или около того. Седые волосы, морщинистые руки, добрые глаза. Худое тело облачено в развевающийся полосатый халат с узким белым пояском и большими красными пуговицами. По внешности и манерам — типичная бабуля из тех, каких мы видели в деревнях по дороге. Недавно ей исполнилось восемьдесят пять, сообщила она.
Она повела нас в дом, где был накрыт стол с выпечкой, конфетами и чаем. К нам присоединился ее муж, старик ростом чуть выше жены, с седыми волосами, расчесанными на пробор. После утомительных трудов на раскопках мы были рады расслабиться.
Не отрываясь от пирожных с кремовой начинкой, мы поведали ей о своих злоключениях. Машина сломалась, дождь, жара, ужин пропустили, окаменелостей почти не нашли. Слушая нас, она кивала, а когда мы закончили свою душещипательную историю, усмехнулась.
«В пустыне Гоби было куда хуже», — сказала она.
Никто и не подумал бы, взглянув на нее или недолго поболтав с ней о том о сем, что эта милая бабуля — ученый мирового уровня, первооткрывательница, некогда отправившаяся в песчаные дюны по следам динозавров и млекопитающих, одна из первых женщин, возглавивших крупные палеонтологические экспедиции.
Ее звали Зофья Келан-Яворовская, и она была в числе моих кумиров. По правде говоря, я ждал этой встречи больше, чем ископаемых находок. Мы сидели на кухне у Зофьи, слушая ее рассказы о бедствиях и приключениях, на фоне которых сравнительно мелкие неприятности нашей экспедиции померкли.
Зофья родилась в 1925 г. в городке к востоку от Варшавы. На ее подростковые годы пришлось вторжение нацистов. Они не хотели, чтобы поляки получали образование, и поэтому ей пришлось заканчивать школу и начать учебу в университете подпольно. В 1944 г., в то время, когда она тайно изучала зоологию в Варшавском университете, местные силы сопротивления восстали против немцев. В ходе событий, получивших название Варшавского восстания, погибло около 200 000 человек, была разрушена бóльшая часть города. В эти тяжелые два месяца Зофья прервала учебу и работала медсестрой, ухаживая за ранеными.
Война закончилась, и в 1945 г. университет открылся вновь, хотя от его здания мало что осталось. Курсы читали в случайных помещениях по всему городу, в том числе на квартире профессора Романа Козловского, избежавшей разрушения. В одной из своих домашних лекций профессор вспоминал о Центральноазиатских экспедициях — палеонтологических одиссеях в Монголии в конце 1920-х и начале 1930-х гг. Их возглавлял харизматичный исследователь Рой Чепмен Эндрюс, по слухам послуживший прототипом Индианы Джонса. Эти путешествия легли в основу легенды, согласно которой Эндрюс