ярким светом. Шипение прокатилось по стенам. Огненный хлыст Миры появился из ниоткуда. Он скользил по земле, словно змея – извиваясь, угрожая и готовясь продемонстрировать свою жестокую силу.

Я сжал ладони в кулаки, не желая отводить взгляд. Мира рассмеялась и вскинула руку. Она смеялась, когда замахнулась. Ее жадные до боли черты лица осветились пламенем, разгоравшимся в воздухе. Хлыст ударил меня в грудь.

Я закричал.

Эмилль

В моем доме пахло попкорном с маслом. Мне это не нравилось. Я ненавидел сливочное масло. И ненавидел попкорн.

Мой взгляд остановился на стеклянной миске на журнальном столике, в которой все еще оставались рассыпанные зерна и остатки сахара. Дидре Гринблад подняла глаза, когда дверь захлопнулась. Она стояла перед деревянной столешницей и мыла посуду. Ее темные глаза впились в мои. Дидре тепло улыбнулась в знак приветствия, выключила воду и поставила чугунную сковороду на столешницу, где сушилась посуда.

– Мы с Элин устроили уютный вечер. Я прочитала ей отрывок из «Моби Дика». – Она указала на расстеленные шерстяные одеяла на диване из паллетов. Подкладки были изготовлены из прочного льна, набитого овечьей шерстью, которую я купил у фермера в Абердине. Под путаницей из шерстяных одеял я разглядел маленький свернувшийся клубок. – Она заснула.

– Без проблем. Я отнесу ее.

Пол скрипел, когда я пересекал комнату. Сильный ветер свистел сквозь щели окон. Я осторожно просунул руки под одеяла и поднял Элин. Ее нежные ручки и ножки были теплыми и гибкими, а лицо излучало ангельское спокойствие. Я отнес ее в соседнюю комнату. Спальня Элин была второй и последней в этом доме: крошечная квадратная комната со встроенным эркером. Там находилась ее постель. Дидре сшила Элин занавеску в цветочек, которую она могла задернуть, когда хотела отдохнуть.

Я осторожно уложил ее на подушки и укрыл свою дочь пуховым одеялом. Ее рыжие пряди разметались по белой подушке. На мгновение я остановился и посмотрел на Элин сверху вниз; я увидел, как ее губы приоткрылись во сне, как нежные пальцы легли на покрывало и дважды коротко дернулись, прежде чем она перекатилась на бок. Она была такой уязвимой в тот момент. Такой хрупкой. И все же Элин являлась самым опасным существом, которое я знал. Она могла уничтожить всех нас, включая себя, и я понятия не имел, как это изменить. Все, что я знал – это то, что мне придется убить любого, кто узнает о ее силе.

– Tratve fi, tratve li, – пробормотал я. Спи сладко, малышка. Я прокрался обратно в гостиную и закрыл деревянную дверь.

– Все в порядке? – спросила Дидре.

Я рассмеялся.

– У меня всегда все в порядке.

Какая дурацкая ложь. Я обмочился, мои штаны протерлись, и все во мне жаждало принять ванну, чтобы выжечь из мозга этот унизительный опыт.

Дидре закуталась в свое пальто и посмотрела в пол.

– У меня такое чувство, что это неправда, Эм.

– Иногда я забываю, какая ты проницательная.

Большими шагами я пересек комнату и подошел к своей узкой кровати. Шаткую железную стойку я втиснул в самый дальний угол рядом с обеденным столом. В сундуке у изголовья лежала моя одежда. Я рылся в поисках свежего нижнего белья, и когда нашел его, то снял свой кожаный костюм. Дидре отвернулась.

– Ты бесстыдник, Эмилль Вудворд.

Смеясь, я скрылся в ванной комнате, но был слишком вымотан для полноценных водных процедур. Быстро ополоснувшись, я вернулся в гостиную в свежем нижнем белье. Схватил футболку и натянул ее через голову.

– Но мне ведь нечего стыдиться, не так ли?

– Не всем нравится видеть твое обнаженное тело.

– Мне трудно в это поверить.

Она закатила глаза, скрестила руки на груди и уставилась в пустоту.

– Я пойду.

– Ладно. Спасибо, что позаботилась о ней, Ди.

– Это входит в мои обязанности.

Жар от огня в камине достиг ног, когда я бросился на диван. Мой задумчивый взгляд остановился на Дидре. Она раскачивалась взад и вперед в своих походных ботинках. На ее ногах были колготки, которые по большей части прикрывались льняным платьем.

– Не пришлось бы. Если бы ты сражалась, то…

– Так, стоп! – Она резко подняла руку, чтобы прервать меня. Ее глаза вспыхнули, но всего через несколько секунд выражение стыда вытеснило пылкий темперамент с ее лица. – Прости. Я не хотела… Это просто…

– Прекрати извиняться. Почему ты так не уверена в себе?

– Потому что я слаба, Эм.

– Кто такое сказал?

Было слышно, что ее дыхание сбилось, а голос дрожал.

– Все.

– Я – нет.

– Но все остальные – да.

– Это тоже неправда.

Дидре крепче обхватила руками свой торс.

– Но они так думают. Я не слепая и вижу унизительные взгляды и слышу шепот. Может быть, не уверена в себе, но я не глупая, Эмилль. Знаю, что думают обо мне другие, и они правы. Я слабая.

– Верно. – Она вздрогнула, как будто я ударил ее, и опустила взгляд. Я сел прямо. – Ты слаба, чтобы поверить в себя, Ди. Но я готов поспорить, что в тебе живет королева, которая ждет, когда ее наконец освободят от роли горничной.

– Эмилль. – Дидре покраснела. – Не говори такие вещи.

Я рассмеялся.

– Хорошо. В подтверждение этих слов я готов поставить любую часть своего тела. Какую из них ты предпочитаешь? Мое ангельское личико? Мое тело Адониса? Или, может быть, мои яркие глаза хищника? Выбор за тобой, Диди. Выбирай, что хочешь. Я выиграю.

При слабом свете ее лицо светилось алым.

– Если бы ты был хоть наполовину так порядочен, как любишь себя, ты бы давно уже не был одинок.

– С чего ты взяла, что я непорядочный?

Дидре удивленно посмотрела на меня через плечо, направляясь ко входной двери.

– О, да ладно. В некоторые ночи ты возвращаешься домой только через несколько часов после рассвета. Неужели ты и в самом деле думаешь, что я поверю тебе, будто с каждым разом охота длится все дольше? Народ Тьмы всегда исчезает в одно и то же время. – Когда она открыла дверь, на ее губах появилась дерзкая усмешка. – Чем бы ты ни занимался там, Эм, это далеко не прилично.

С этими словами дверь за ней захлопнулась. Меня встретила тишина, прерываемая лишь потрескиванием разгорающегося пламени в камине. Я опустился обратно на подушки. После пережитой ночи я наслаждался покоем в своей голове. Больше не было никого, кто отравлял мой мозг. Капли дождя барабанили по окнам. Если внимательно прислушаться, можно уловить шум волн, разбивающихся о скалы снаружи. Мои веки отяжелели. Я закрыл глаза и предался сонному бреду, готовый поспать