Однажды, когда Георгий сидел у себя за столом и допрашивал очередного пострадавшего от налетчиков банды Батона, Александр Павлович вызвал его из кабинета и сообщил, что у одного из сухаревских барыг, живущего в Печатном переулке меж Трубной и Сретенкой, появилась некая занимательная вещица, на которую уже нашелся покупатель. Барыга давно сидел на крючке у Кошелева и сообщал ему время от времени кое-какие интересующие инспектора факты. Сутки назад Александр Павлович заглянул к нему с вопросом: а не попадался ли тому на глаза серебряный портсигар с совой, выгравированной на лицевой стороне крышки, глаза у птицы с изумрудными камушками, а на внутренней стороне портсигара вытеснен золоченый вензель-монограмма «М». Этот скуртавый порт[16] умыкнул у одного лохастого фраера ширмач Потемкин с кликухой Таврия вместе со своим подельником Семой Ряженым.

Скупщик ответил, что порта скуртавого с вензельком золоченым в глаза не видывал, однако, чтобы умаслить расстроенного и недовольного ответом инспектора Кошелева, сообщил, понизив голос: зато, дескать, у него, честного барышника, работающего за малую долю и ценящего добро со стороны сыска, появилась пара дорогих гобеленов ручной работы с известными библейскими сюжетами. И что скоро за ними подойдет покупатель.

По просьбе Александра Павловича барыга показал ему гобелены, каковые вызвали у инспектора Кошелева вполне объяснимое любопытство…

— А любопытство ваше заключалось в том, что означенные гобелены совпали с описанием гобеленов, похищенных у актрисы Ермоловой? — едва не воскликнул Жора.

— Один в один, — ответил Александр Павлович.

На всякий случай Георгий Стрельцов размножил опись похищенных вещей на даче у актрисы Ермоловой на стареньком «Ундервуде» и раздал их инспекторам и уполномоченным отделов МУРа. Оказалось, что не зря: сработало!

— А вы спросили барыгу, запомнил ли он человека, что принес ему гобелены? — быстро спросил Стрельцов.

— Спросил, конечно, — усмехнувшись, ответил Кошелев. — Его кличка Лось. Он сказал барыге, что на днях зайдет еще и принесет новый товар. — Александр Павлович посмотрел на Жору: — Что, будете засаду у барыги устраивать и брать этого Лося? И потом колоть по всем правилам?

— Нет, — немного подумав, ответил Стрельцов. — А вдруг не расколется? Нам один Лось не нужен. Нам вся банда нужна. Во главе с Батоном. Нам бы проследить за этим Лосем и найти убежище Батона и его банды. Да и взять потом всех разом…

— Верно мыслишь, — одобрительно произнес Кошелев. — Я бы тоже не торопился с арестом Лося.

— А вы не могли бы свести меня с этим барыгой? — посмотрел на инспектора третьей бригады Жора. — Поговорить мне с ним надо.

— Хорошо, — уверенно, но не сразу ответил Александр Павлович. — Хоть сдавать свою агентуру и не принято, но если это поможет поймать убийц и насильников, то почему нет? Но сам пойми, дело деликатное, чтобы потом об этом барыге никому не проговорился.

— Конечно, Александр Павлович, — ответил Жора. — Спасибо. — И искренне пожал инспектору руку.

Скупщик краденого занимал полуподвальную квартиру в двухэтажном шестиквартирном доме, что стоял между купеческим особняком и четырехэтажным доходным домом почти в самом начале Печатникова переулка, недалеко от пересечения с Трубной улицей, бывшей Грачевкой, имеющей дурную репутацию. На Грачевке и прилегающих к ней переулках еще лет десять назад жили спившиеся купцы и мещане, проститутки, недоучившиеся студенты, громилы и ворье всех мастей, имеющие здесь свои «малины».

Потом эти улицы и примыкавшие к ним переулки стали вычищать от преступного и деградированного «элемента», как значились они в документах обер-полицмейстера его превосходительства барона Андрея Романовича Будберга. На месте хибар, лабазов, стихийных торговых рядов и воровских хаз стали вырастать шикарные доходные дома с лифтами и ванными. Грачевка с переулками стала также понемногу высвобождаться от притонов и «веселых» домов с красными фонарями на входе, но полностью очиститься от всего этого не успела: помешали бурные события, происходившие в Февральскую и Октябрьскую революции. Потом началась Гражданская война, и лишь по ее окончании, уже во времена НЭПа, Советская власть принялась за продолжение ликвидации трущоб и разного рода барахолок с криминальным окрасом.

В двадцатом году было принято постановление о ликвидации Хитрова и Сухаревского рынков. Хитров рынок в целом был ликвидирован, а вот постановление Моссовета о «зачистке» Сухаревки было исполнено не в надлежащей мере: торговля и подвизающийся возле нее криминальный элемент тихой сапой переместились в узкие переулки Сретенки. А где воры — там и скупщики краденого, так как ни те ни другие друг без друга существовать не могут.

Барышник с Печатникова переулка на прожженного и видавшего виды скупщика краденого отнюдь не походил. Вместо жуликоватого мужика в поддевке с хитрыми и маленькими бегающими глазками да потными ладонями, все время думающего о личной наживе, — а именно так нарисовал в своем воображении барыгу Жора, еще никогда не видевший представителя подобной воровской специализации, — перед его взором предстал представительного вида мужчина лет сорока пяти в распахнутом шелковом красно-коричневом шлафроке, под которым были чистая белая рубашка и льняные домашние брюки. Глаза его, немного навыкате, смотрели проницательно и умно. Курчавые волосы, такая же черная бородка с проседью и нос с небольшой горбинкой выдавали в нем человека с примесью восточной крови, склонного к торговле не совсем честной или совсем не честной. Впрочем, в сюртуке или визитке[17] и черных лаковых туфлях он запросто мог сойти за профессора-естествоиспытателя, а то и за дипломатического работника Наркомата иностранных дел или успешного похоронного церемониймейстера. Много было в этом человеке намешано.

— Знакомьтесь, — с некоторой иронией в голосе произнес Кошелев и произвел жест рукой в сторону хозяина квартиры: — Скупщик краденого, а в просторечии «мешок», или барышник Артур Гершевич Бриль, которого его клиенты, жулики и бандиты зовут не иначе, как Артурчик, мой негласный осведомитель с одна тысяча девятьсот пятнадцатого года. Но это, разумеется, только между нами, — уже строже добавил он.

Артур Гершевич неодобрительно покачал головой (в нем угадывался человек тонкий) и укоризненно посмотрел на Кошелева. Похоже, он хотел промолчать, но все-таки не удержался и недовольно промолвил:

— Напрасно вы, Александр Павлович, так… необычно характеризуете меня перед молодым человеком. Наша с вами многолетняя дружба… — Тут он заметил слегка скривившееся лицо Кошелева и быстро поправился: — Хорошо, хорошо, не буду настаивать, я выражусь иначе: наше многолетнее и плодотворное сотрудничество позволяло мне надеяться, что вы более лестно меня представите и более приглядно отзоветесь о роде моих занятий.

— Видал, какой изысканный язык? — сказал Кошелев, серьезно посмотрев на улыбающегося Георгия. — Как будто бы университетские курсы посещал. А в действительности четыре класса приходской школы окончил.