— Все очень просто, я много читаю. — Бриль бросил взгляд в сторону Стрельцова: — Вы, молодой человек, можете подумать обо мне невесть что худое и составить противуестественное мнение. А ведь я, — тут Артур Гершевич сделал паузу, — искренний и добровольный помощник народный милиции. Почти добровольный… — быстро добавил он, не давая Кошелеву возразить. — Что же касается моего ремесла, то моей вины здесь нет, поскольку я являюсь жертвой неодолимых обстоятельств, вынудивших меня стать скупщиком. Думаете, мне это приятно? Совсем нет. В хедере,[18] где я волею моих родителей постигал начальные науки и божественную сущность бытия, мой меламед[19] прочил мне будущее раввина или блестящего революционэра, но жизненные обстоятельства сложились таким образом, что я, еще будучи совсем юным и несмышленым подростком, попал в дурную компанию и…

— Артурчик, угомонись ты наконец. Ты же не на суде присяжных, — перебил его Александр Павлович. — Это твое не последнее слово.

— Да? — поднял на него печальный взор Бриль.

— Да, — вполне серьезно подтвердил Кошелев. — Вот, это агент уголовного розыска Георгий Стрельцов. И у него к тебе имеется небольшой разговор…

— Разговор? — почему-то обрадовался Бриль. — Это же славно! Почему бы не поговорить с приятным человеком. К тому же весьма образованным, что я вижу по его глазам. А глаза, товарищи, никогда не врут, поскольку являются настоящим зеркалом души…

— Артур Гершевич, — у Георгия не повернулся язык назвать Бриля Артурчиком, — я тут узнал, что у вас гобелены какие-то интересные появились. Нельзя ли на них взглянуть?

— Почему же нельзя? — несколько удивленно от такого вежливого обращения агента уголовного розыска переспросил Бриль. — Очень даже можно. Тем более что пока покупатель не пришел и не забрал их с собой.

— Я думаю, вашему покупателю придется отказать в приобретении гобеленов, — заметил Александр Петрович, — поскольку они были украдены из дачи артистки Ермоловой. И товарищ Стрельцов будет вынужден забрать их у вас как улики, которые надлежит приобщить к делу. Он как раз занимается этим расследованием.

— Жаль, — покачал годовой Бриль. — Не только потому, что я теряю определенную и весьма значимую для меня сумму — а я, прошу заметить, как и все прочие люди, проживающие в нашем большом городе, хочу кушать и хорошо одеваться, — а больше мне жаль оттого, что эта ситуация будет огорчительной для человека, который намеревался приобрести эти гобелены.

— Это будет для него уроком, — хмуро заметил Кошелев. — Ведь он заведомо знал, что гобелены ворованные. Но это его почему-то не остановило. А как, кстати, зовут этого вашего покупателя? — как бы ненароком поинтересовался он.

— Его зовут Генрих Карлович, — поспешил ответить Бриль. — Если вам это интересно, он муж сестры нашего знаменитого коммуниста-революционэра и гениального литератора Карла Радека. А потом — что значит: «он заведомо знал, что гобелены ворованные»? Вы думаете, если я торгую не очень законно доставшимися мне вещами, то кричу об этом на каждом углу? — Артур Гершевич приложил ладони рупором ко рту и продемонстрировал, как он якобы кричит на каждом углу: — Покупайте ворованные вещи у скупщика краденого Артура Бриля! Недорого и из первых рук! Для приобретающих три и более вещи — десятипроцентная скидка! Если вы так думаете, то совершенно напрасно. Для многих моих клиентов я — посредник между теми, кто хочет продать, и теми, кто хочет купить… Моя работа требует строгой конфиденциальности.

— Ладно, — усмехнулся Кошелев. — Тащи сюда свои гобелены.

Артур Гершевич на время скрылся за портьерой, разделяющей гостиную от другой комнаты, и через минуту вернулся с двумя гобеленами ручной работы.

На одном был изображен Иисус с зависшим над его головой золотистым венцом, сидящий у каменного колодца и что-то объясняющий девушке, пришедшей за водой и внимательно его слушающей. На втором — крепкий чернобородый мужчина, воздев руки к небу, что-то убежденно проповедует слушающим его людям.

— Красота, верно? — спросил Бриль Стрельцова.

— Верно, — ответил Жора и свернул гобелены в рулон.

— Такая вещь — большая редкость.

Больше любезничать со скупщиком краденого Стрельцову не хотелось, да и не было нужды. «Ему, видите ли, кушать хочется, — зло думал Григорий. — И наверняка вкусно. А тюремную баланду тебе жрать не приходилось? Не желаете отведать? Каково это: наживаться на чужом горе, да еще и бандитам помогать, обеспечивая их деньгами. Чтобы те пили-ели, а их жертвы лежали в земле? А оставшиеся в живых плакали от горя?»

Видно, почувствовав в настроении Григория какую-то серьезную перемену, Бриль вдруг разом присмирел и молча захлопал глазами.

Закончив свой мысленный монолог, Жора сухо сказал:

— Значит, так, гражданин Бриль. Гобелены мы у вас изымаем. Человек, что принес их вам, — преступник. Он входит в банду налетчиков, на счету которой несколько убийств и изнасилований. Помогая им, вы практически становитесь соучастником их разбойных нападений. И если вы не хотите, чтобы в ходе следствия по поимке и ликвидации банды вы были привлечены к уголовной ответственности за соучастие во всех ее деяниях, то сейчас вы мне все расскажете, что знаете об этом Лосе: кто он такой, как выглядит и когда придет к вам еще раз. Иначе… — Стрельцов замолчал и выразительно посмотрел в глаза барыге.

Тот опять сморгнул и заговорил быстро, почти скороговоркой:

— Он приходил несколько раз. Раз пять. Нет, шесть. Всегда был один. Высокий, здоровый такой. На правом виске шрам. Как зовут — не знаю. Лось и Лось. Его все так зовут.

— Когда он обещал снова подойти? — в тон ему спросил Стрельцов.

— Он сказал — на днях, — ответил Бриль.

— Когда он к вам приходит обычно: днем, вечером или ночью?

— Чаще вечером, — после небольшой паузы произнес Бриль. — Но один раз заявился днем…

— Как часто он заходил к вам последнее время?

— Где-то два раза в неделю.

— Неделя заканчивается… — в задумчивости произнес Стрельцов. — Выходит, ожидать его надо завтра-послезавтра… Я так понимаю?

— Так, — согласился Бриль.

Жора осмотрелся, задержал взгляд на окне, наполовину закрытом тюлевой занавеской. Подошел к нему, выглянул во двор…

— Вот это окно, — указал на него Георгий, — оно у вас всегда наполовину зашторено?

— Когда как, — не сразу ответил барыга.

— Тогда так, гражданин Бриль. — Жора придал голосу еще больше жесткости, чтобы обозначить важность того, что он сейчас собирается сказать. — С сегодняшнего дня наши люди будут все время наблюдать за вашим домом. Как только к вам заявится Лось, вы плотно задернете занавеску на этом окне. Вот так. — Он задернул занавесь на окне, не оставив даже малой щели. Вам ясно?