Она вернулась в японский сад. Собаки уже спали, сбившись в кучу. Чарли знала, что должна вернуть их в комнаты, но была слишком пьяна для этого. И Тик-Так здесь ничего не мог с этим поделать. Он ведь не мог ни видеть, ни слышать.

Она улеглась на землю, свернулась калачиком и заснула за несколько секунд.

Когда она начала храпеть, три или четыре собаки подошли и стали лизать ей рот, пока она не смолкла. Потом они свернулись рядышком. Вскоре к ним присоединились остальные, пока ее целиком не укутало одеяло из собак.

* * *

Когда на следующее утро Бах пришла в комнату мониторинга, там уже собралась кризисная группа. Похоже, ее отбирал капитан Хеффер, и людей оказалось настолько много, что не хватило места всех рассадить. Бах отвела их в комнату для совещаний в дальнем конце зала, где все расселись вокруг длинного стола. Каждое место было оснащено монитором компьютера, а на стене за спиной Хеффера, сидящего во главе стола, находился большой экран. Бах заняла место справа от него, а напротив нее сел заместитель начальника полиции Цейсс, человек с хорошей репутацией в департаменте. Из-за него Бах сильно нервничала. Хеффер, с другой стороны, вроде бы получал удовольствие от своей роли. Поскольку Цейсс, похоже, решил быть наблюдателем, Бах решила не высовываться и говорить, только если ее попросят.

Отметив, что все места заняты, а те, что, как она предположила, были помощниками, поставили стулья позади своих начальников, Бах задумалась: действительно ли для этого проекта требуется так много людей. Штейнер, сидящий справа от Бах, наклонился к ней и негромко произнес:

– Назови время.

– Что?

– Я сказал, назови время. Мы тут затеяли офисный тотализатор. Если ты точнее всех угадаешь время, когда будет нарушена секретность, то выиграешь сотню марок.

– Десять минут от настоящего момента уже называли?

Они смолкли, когда Хеффер встал и заговорил.

– Некоторые из вас работали над этой проблемой всю ночь. Других позвали, чтобы они дали свою экспертную оценку. Хочу поприветствовать заместителя начальника полиции Цейсса, представляющего мэра и начальника полиции. Шеф Цейсс, не хотели бы вы сказать несколько слов?

Цейсс лишь покачал головой, что, похоже, удивило Хеффера. Бах знала, что тот никогда не упустил бы такую возможность и, наверное, даже не мог сейчас понять, как кто-то может так поступить.

– Очень хорошо. Тогда мы можем начать с доктора Блюма.

Блюм оказался угрюмым невысоким мужчиной, щеголявшим очками в тонкой оправе и дешевой волосяной накладкой на, скорее всего, совершенно лысой голове. Бах показалось странным, что медик носит столь неуклюжий протез, привлекая внимание к проблемам, избавиться от которых не сложнее, чем от заусенца. Она лениво вызвала на свой экран его профайл и с удивлением узнала, что это Нобелевский лауреат.

– Субъект женского пола, белой расы, почти наверняка родилась на Земле.

На стене за спиной Хеффера и на экране у Бах воспроизводились записи девочки и ее собак.

– У нее нет очевидных отклонений развития. На некоторых записях она обнажена и ясно, что она еще не достигла половой зрелости. Я оцениваю ее возраст от семи до десяти лет. В ее поведении есть небольшие противоречия. Движения экономные – кроме тех моментов, когда она играет. Различные зрительно-моторные задачи она решает со зрелостью, превосходящей ее очевидный возраст.

Доктор резко сел.

Это вывело Хеффера из равновесия.

– Э-э… все это прекрасно, доктор. Но, если вы помните, я лишь попросил назвать ее возраст и здорова ли она.

– На вид ей восемь лет. Я это сказал.

– Да, но…

– Чего вы от меня хотите? – внезапно разозлился Блюм и обвел гневным взглядом собравшихся экспертов. – С этой девочкой что-то очень не в порядке. Я сказал, что ей восемь лет. Прекрасно! Это видно любому дураку. Я сказал, что не наблюдаю видимых проблем со здоровьем. И для этого вам понадобился доктор? Приведите ее ко мне, дайте мне пару дней, и я выдам вам шесть томов сведений о ее здоровье. Но видеозаписи?..

Он смолк, и его молчание стало таким же красноречивым, как и его слова.

– Благодарю, доктор Блюм, – сказал Хеффер. – Как только…

– Но кое-что я вам скажу, – низким и опасным тоном заявил Блюм. – Какой позор, что ребенку позволено пить спиртное подобным образом. Последствия для ее жизни будут ужасными. Я видел крупных мужчин за тридцать и за сорок, которые не могли выпить и половину того, сколько, как я видел, она выпивает… за день! – Он пронзил Хеффера взглядом. – Я дал клятву сохранять тайну. Но хочу знать, кто несет за это ответственность.

Бах поняла, что он не знает, где находится девочка. И задумалась: сколько людей из присутствующих получили такую информацию и сколько работает только над своей частью проблемы?

– Это будет объяснено, – спокойно произнес Цейсс.

Блюм перевел взгляд с Цейсса на Хеффера, потом обратно и уселся – не успокоенный, но готовый ждать.

– Благодарю, доктор Блюм, – повторил Хеффер. – Далее мы выслушаем Людмилу Россникову, представляющую «Конгломерат GWA».

«Просто замечательно, – подумала Бах. – Он втянул в это GWA». Несомненно, он и у Россниковой взял клятву хранить секретность, но если он действительно надеется, что она не упомянет об этом своему начальству, то он еще тупее, чем Бах думала. Когда-то давно она однажды работала на этот конгломерат, и, хотя была всего лишь наемным работником, кое-что о них узнала. Своими корнями GWA далеко уходила в японскую промышленность двадцатого века. Когда человек приходит работать в GWA на руководящем уровне, то он устраивается там пожизненно. От него ожидают – и получают – лояльность, которую удобно сравнить с той, какую требует мафия. И это означает, что, рассказав Россниковой свой «секрет», Хеффер гарантировал, что три сотни руководящих сотрудников конгломерата узнают о нем через три минуты. Да, можно положиться на то, что секрет они сохранят, но только если это будет выгодно GWA.

– Компьютер на Танго Чарли – это спроектированная по заказу комплексная структура, – начала Россникова. – В те дни это была обычная практика в случае БиоЛогических компьютеров. Он имеет такое же обозначение, как и станция: БиоЛогик ТЧ-38. В свое время это была крупнейшая компьютерно-интегрированная система.

Во время катастрофы, когда стало ясно, что все закончилось неудачей, ТЧ-38 получил окончательные инструкции. Из-за наличия опасности он получил указание создать вокруг станции зону изоляции, описание которой вы найдете у себя на экранах под меткой «Запретная зона».

Россникова сделала паузу, пока многие из присутствующих вызывали эту информацию.

– Для создания этой зоны ТЧ-38 было передано управление определенным защитным вооружением. Оно включает десять беваваттных лазеров… и другое оружие, которое я не уполномочена назвать или описать и могу лишь сказать, что оно не менее внушительное, чем эти лазеры.