Как только горный хребет остался позади и в голове стало немного проясняться, я принял решение: заскочу сейчас в первый попавшийся городок, найду какой-нибудь магазин или маленькую гостиницу – любое место с незапертой дверью – и потихоньку запущу кота внутрь. Вскоре он будет обнаружен и не останется без крыши над головой. Правда, имелся риск, огромный риск, что кто-то меня заметит, но делать нечего – надо попытаться. Мне ни в коем случае нельзя было брать кота с собой, и я даже не мог припомнить, зачем это сделал. Но теперь, когда кот уже в машине, я просто не мог так вот взять и выбросить его где-нибудь на обочине. Да, это было бы разумно, но шансы кота выжить в данном случае крайне невелики.

Я продолжал ехать без остановки, и где-то в южной части Нью-Гемпшира кот опустил голову и задремал. Ни в какой первый попавшийся городок я так и не заехал – и внезапно осознал, что и не собирался никуда заезжать. Когда я вернулся обратно в Бикон-Хилл и обнаружил свободное место для парковки прямо перед своим домом, кот был по-прежнему со мной. Я подхватил его в охапку и отнес наверх по лестнице. Была половина одиннадцатого утра.

Пока кот мягко ступал по моей маленькой квартирке, принюхиваясь и потираясь башкой о каждый предмет меблировки, я сорвал с себя всю одежду и засунул ее вместе с фомкой в прочный мешок для мусора. Потом принял душ, намылившись и смыв пену как минимум трижды, пока не стала кончаться горячая вода.

Согласно моему изначальному плану на этот день, я должен был покинуть дом Чейни, а потом проехать еще чуток дальше к северу, в букинистический магазин, который, как я знал, располагался в перестроенном амбаре. Я неоднократно бывал там и в прошлом удачно находил там редкие издания криминальных романов. Если вдруг по какой-то причине я попаду в подозреваемые в убийстве Чейни, если мою машину кто-то заметил, тогда, по крайней мере, у меня было бы хоть какое-то объяснение своего пребывания в Нью-Гемпшире в данный конкретный понедельник. Алиби, конечно, довольно жиденькое, но всяко лучше, чем совсем ничего. Теперь же в случае чего мне оставалось только сказать, что я планировал посетить любимый магазин, но повернул обратно из-за снегопада.

Естественно, ничего из этого не могло объяснить присутствие кота убитого мужчины в моей квартире – кота, который сейчас терся ухом о мою лодыжку. Я нашел банку тунца, вывалил ее в миску, а вторую миску наполнил водой. Еще отыскал крышку от картонной коробки, насыпал в нее немного земли из горшка с хлорофитумом – в надежде, что это сойдет за кошачий лоток. Пока кот ел, я уселся за компьютер и посмотрел в «Гугле», как проверить, кто мой новый постоялец – кот или кошка. После некоторого осмотра согласно полученным инструкциям убедился, что это действительно кот. Я провел с ним целый день, не показывая носа на улицу, и в какой-то момент мы оба заснули вместе на диване – кот устроился у меня в ногах. Ближе к ночи он нашел дорогу в постель и свернулся клубком на книге в мягкой обложке, которую я на тот момент читал, – «Слишком много поваров» Рекса Стаута. Я назвал кота Ниро[71].

* * *

Месяц спустя – ровно через месяц после того, как я оставил труп Нормана Чейни в Тикхилле, штат Нью-Гемпшир, – прояснились две вещи. Первая, что полиция меня не разыскивает. Пусть даже я и не пытался отыскать в Интернете что-нибудь по делу об убийстве Чейни, но просто печенками чуял, что вышел сухим из воды. Вторым было осознание того, что Ниро, который успешно обрел новый дом, нуждался в куда большем внимании. Я мог частенько уйти из дому сразу часов на двенадцать, а когда возвращался домой, Ниро поджидал меня прямо у двери, в полном восторге от моего появления. Мэри-Энн, моя соседка снизу, сказала мне, что слышала, как он плачет в одиночестве целый день напролет.

Я начинал постепенно приходить к мысли, что из Ниро получится просто замечательный магазинный кот для «Старых чертей».

Жадное поглощение детективов в юности отнюдь не готовит вас к реальной жизни. Я на полном серьезе воображал, что мое взрослое существование будет куда больше похоже на прочитанные книги, чем это оказалось в действительности. Пребывал в полной уверенности, к примеру, что в жизни у меня обязательно хотя бы раз возникнет ситуация, когда мне придется прыгать в такси, чтобы проследить за кем-нибудь. Думал, что буду гораздо чаще присутствовать при зачитывании чьих-нибудь завещаний, и что мне нужно обязательно научиться вскрывать замки, и что в любой момент, когда я отправлюсь в отпуск (особенно если окажусь на каком-нибудь скрипучем постоялом дворе или в съемном домике на озере), может произойти что-нибудь детективно-загадочное. Воображал, что стоит мне только поехать куда-нибудь на поезде, как в нем обязательно случится убийство, что свадьбы, на которые меня пригласят, омрачат какие-нибудь зловещие происшествия и что старые друзья будут постоянно донимать меня просьбами о помощи, намекая, что их жизнь в серьезной опасности. Даже зыбучие пески – и те в своих фантазиях я не обошел стороной.

Я был готов ко всему этому ровно в той же степени, в какой оказался совершенно не готов к подрывающим дух сиюминутным хлопотам повседневной жизни. Счета. Готовка еды. Медленно зарождающееся осознание того, что взрослые живут в унылых неинтересных мирках своего собственного изготовления. Жизнь – не загадочна, не полна приключений. Естественно, я пришел к подобному выводу еще до того, как стал убийцей. Не сказать, чтобы моя новая криминальная карьера в полной мере удовлетворяла той нафантизированной жизни, которую я воображал себе ребенком. В моих фантазиях я никогда не был убийцей. Я был хорошим парнем, детективом (детективом-любителем, как правило), который раскрывал преступления. Я никогда не был злодеем.

Еще один полезный навык, который, как я думал в детстве, наверняка пригодится мне в мои взрослые годы – это умение выслеживать кого-нибудь. И наоборот – способность определять, что за тобой следят. Опять-таки, в таких вещах никогда не возникала нужда. Но… Тем субботним вечером, после закрытия «Старых чертей», я пересек Бостон-Коммон[72] – ветер упорно старался пролезть сквозь мою одежду – и зашел в бар ресторана «Якоб Вирт» выпить немецкого пива и съесть шницель по-венски. Была середина февраля, но под высокими потолками пивного зала по-прежнему висели рождественские гирлянды, и почему-то меня совершенно не смущала перспектива поужинать здесь в компании только себя самого. Вот так я оцениваю рестораны поблизости – есть такие, в которых ощущаешь одиночество, когда сидишь там один, вроде тех шикарных заведений, которые скучковались в Бэк-бэй; но есть и такие места, как тот же «Якоб Вирт» или ресторанчик под названием «Стоддардз», – там и достаточно шумно, и достаточно темно, чтобы одиночество особо не напрягало.

Едва я вышел из «Якоба Вирта» и двинулся по холодку домой, как вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Может, я и впрямь прочел слишком уж много книг, но буквально затылком, почти что физически ощутил, будто на меня нацелены чьи-то глаза. Обернулся, пробежавшись цепким взглядом по густой толпе местных жителей и туристов, но не увидел ничего подозрительного. Однако это чувство не оставляло меня всю дорогу до Чарльз-стрит, и когда возле отеля «Ревир» я свернул в сторону своего дома, то оглянулся и в неверном свете газовых фонарей[73] увидел какого-то мужчину, медленно переходящего через мою улицу на перекрестке с Чарльз – взгляд направлен в мою сторону, лицо в тени. Из каких-то особых примет я сумел разглядеть лишь черную шляпу – что-то такое с узкими полями. Он продолжал идти, неспешной фланирующей походкой, и на миг я почти решился повернуть назад, чтобы перехватить его. Но потом он исчез за углом здания, и я передумал. Вообще-то практически все проходящие по Чарльз-стрит обычно заглядывают в глубь жилых боковых улочек, особенно зимой, когда они наиболее красивы.