– Сергей Петрович, доброе утро. Что-то вы сегодня не в форме.

– Антон… Антон! Здравствуйте, Антон! Я… простите, я вот так уснул. Простите. Антон, ночью была стрельба! Прямо вот стреляли! Этот ваш Саша, кажется, стрелял. Я проснулся среди ночи и понял, что это Саша. Это что было? Кого-то расстреливали?

– А, это. Ну что вы, Сергей Петрович. Глупости какие. Это была просто профилактическая стрельба холостыми. Мы изредка проводим. Чтобы Саша сильно не застаивался. Всё-таки механизм непростой. Не газовый пистолет какой-нибудь.

– А в каком смысле – застаивается? В смысле, он давно никого не расстреливал?

– Сергей Петрович… как бы это сказать… я не уполномочен про это говорить. Но, наверное, да, давно не расстреливал. Я точно не знаю, мне не докладывают.

– Я, кстати, ни разу не слышал, чтобы он стрелял.

– Ну, вы это и не можете обычно услышать. Всех выводят на прогулку в разное время.

– Но ведь должно всё равно быть слышно, нет? Ну, когда мы гуляем или когда ещё спим. Вот я ведь сейчас услышал.

– Сергей Петрович, я, честно, не знаю. Это ведь дело такое. Может, просто пока, за время вашего пребывания… вы у нас сколько? Полгода? Ну вот, может, за эти полгода просто пока никому не выпало быть расстрелянным. Там ведь, это, эти самые, случайные числа. Рандом. А профилактические стрельбы холостыми никто не отменял.

– А… Антон, можно спросить? А при вас когда-нибудь расстреливали? Вы ведь вот нас, меня выводите.

– А вот этого, Сергей Петрович, я вам сказать не могу. Это государственная тайна. У нас тут порядки, конечно, либеральные, но не до такой степени, чтобы на вот такие вопросы отвечать. Вы уж простите.

– Да, да, понимаю. Вы извините меня за эти вопросы. Просто сегодня был реальный ужас. Стресс.

– Да, я понимаю. Вы завтракать-то будете?

– Нет, Антон, я уже в некотором смысле позавтракал.

– Да я вижу. Ну тогда пойдём.

Серёжа и Антон идут по коридору, выходят к участку с Красной зоной, Серёжа совершенно спокойно выходит в Красную зону, оборачивается к Саше.

– Саша, привет! Ты говнюк, Саша! Ты меня сегодня прямо напугал! Нельзя так с постоянными клиентами! Саша, фак тебе!

Серёжа демонстрирует Саше средний палец, глумливо (не свойственно для себя) кривляется, как подросток. Антон молча смотрит. Серёжа приходит в себя, успокаивается.

– Антон, извините. Я сегодня просто перенервничал. Извините. Ну надо было высказать ему.

– Ничего, Сергей Петрович. Я понимаю. Пойдёмте.

Серёжа выходит в прекрасный парк Комбината, как и каждый день. Уже не лето, уже поздняя осень, почти зима. По прекрасному парку по-прежнему бродят одинокие фигуры. Серёже кажется, что они те же самые, что были в самом начале, но прибавилось несколько новых. Серёжа привычно садится на скамейку, с которой открывается его любимый вид на московскую улицу. Серёжа сидит, смотрит на улицу, слегка ёжится от холода (да, уже холодновато). Серёжа замечает, что мимо по дорожке идёт человек, с которым он разговаривал во время своей первой прогулки, – человек в чёрно-сером. Серёжа встаёт, подходит к человеку.

– Здравствуйте.

– Ну здравствуйте.

– Я… это… простите. Я хотел спросить.

– Может быть, уже не хотите?

– Нет… я… я хотел. Я тут уже долго. Мы с вами давно разговаривали, помните, в самом начале.

– Помню. Я вообще всё помню.

– Я просто хотел спросить: а почему мы тут не общаемся?

– Вы долго носили в себе этот вопрос.

– Простите, мне было немного не до этого.

– Лучше бы вы носили в себе этот вопрос и дальше.

– Да? А почему? Просто интересно. Мы же здесь в замкнутом, этом самом… пространстве. Почему мы не разговариваем?

– Если коротко, то это просто часть режима. Нам начальство настоятельно не рекомендует общаться. А я в силу взятой на себя общественной нагрузки должен объяснять это новичкам. И следить, чтобы этого самого общения не возникало.

– А почему вы…

– Почему у меня такая общественная нагрузка? Давайте не будем обсуждать этот вопрос, никогда.

– Да… да, спасибо.

– В общем, продолжайте себя вести как вели. Всё было хорошо буквально до сегодняшнего дня. Давайте не будем это повторять. Гуляйте один, дышите воздухом. У меня всё.

– Да, да. Я вас понял. Вы извините меня, пожалуйста, я не хотел.

– Давайте без извинений. Впрочем, извиняю. Разрешаю откланяться.

– Да, спасибо… до свидания.

– Никаких свиданий у нас, надеюсь, больше не будет.

– Ой, да… простите. Это я так, по привычке.

– Больше ничего не говорите. Никак не отвечайте на эту мою последнюю реплику. Очень надеюсь на понимание. Просто молчите сейчас и молчите дальше, всегда.

Серёжа хочет по привычке ответить что-то типа «да, конечно, извините», но человек в чёрно-сером замахивается, и Серёжа ничего не говорит, Серёжа садится на скамейку и молчит, молчит. По московской улице, на которую смотрит Серёжа, медленно едет синий автобус, останавливается на светофоре, долго стоит, потом продолжает движение, неуклюже поворачивает на улицу вдоль парковой ограды и уезжает от Серёжи куда-то туда, в хорошую, вольную жизнь.

Серёжа, сидя в камере/номере, звонит по телефону.

– Мам, привет.

– Что? Ты? Серёжа?! Ты жив?!! Ты?!

– Да, мама, да! Да, это я.

– Ты… ты обалдел совсем?!

Разговор прерывается. На реплики Серёжи нет ни одного ответа. Серёжа понимает, что его мать потеряла сознание. Серёжа нажимает кнопку вызова охраны. Приходит Антон, Михаил или Никодим, кто-нибудь из них (скорее, второй или третий).

– Михаил (Никодим), помогите! Нужна помощь!

– Что случилось?

– У меня мать… у матери… я не знаю что. Я позвонил, она вырубилась, сознание потеряла. Может, инсульт, может, я не знаю что.

– Ну, мы тут не можем помочь. Мы не можем решать проблемы заключённых за пределами Комбината.

– Что мне делать?! Что?

– Да вы просто позвоните 112, телефон же у вас есть. Расскажите всё как есть, назовите адрес. Они приедут, должны приехать.

– Спасибо, да! Спасибо! Сейчас позвоню.

Серёжа судорожно набирает 112, вызывает скорую по адресу матери. Его закономерно спрашивают, кто он, он отвечает – сын, а назовите ваш адрес, и вот тут Серёжа не знает, что ответить. Он начинает лепетать что-то об адресе Комбината, о своём состоянии заключённого, приговорённого к смертной казни, его собеседник с руганью бросает трубку. Серёжа ещё раз звонит по номеру 112, и ему отвечают, что вызов принят и что звонить больше не надо.