Я мельком обернулась через плечо. Он отложил бумаги. Задумчиво покрутил зажигалку на столе и мотнул головой.

— Будешь должен, — Сергей забрал бумаги. – После твоей смерти, — пухлые губы его презрительно изогнулись, — у Градского начались проблемы. Система перестала быть идеальной. Начались разговоры. Он боится, что всплывут бумаги, а вместе с ними и ещё ворох всего. Очень боится, Дим. Будь он ящерицей – отбросил бы хвост. Да только он не ящерица, и хвоста у него нет. Так что можно считать, что он держит жопу над раскалённой сковородкой. Мелькнёт хоть что-то, и задница поджарится, как не хрен делать. У тебя на него до хрена компромата. И не только на него.

— Да ни хрена на него у меня нет. Всё у Агатова, и ты это знаешь.

— Суть дела не меняет. Всплывёт хоть клочок бумажки с его подписью, он сядет. И сядет не только за решётку. За махинациями потянутся деньги, за деньгами люди. Даже я до конца не знаю, с кем он повязан. Эти бумаги не только гарант твоей безопасности, Дима. Они ещё и хренова угроза. Хорошая такая угроза.

Так ничего и не понимая, я ждала, пока наполнится первая чашка. Ненадолго в кухне повисла тишина. Раздался щелчок зажигалки. Открытое окно не спасало, нос щипало от едкого дыма. Но я не рискнула просить их не курить.

— Рано или поздно он выйдет на тебя, — голос опять принадлежал Сергею.

— Я знаю.

— Бери свою милую куколку, паренька, и убирайся подальше, мой тебе совет. У него на тебя зуб.

— Нет, Каштан. Бегать я не стану. Ни от Градского, ни от кого-либо. Зуб у него на меня или нет, сунется – зубы обломает.

Первая чашка кофе была готова. Я поставила вариться вторую. Первую отнесла к столу. Дима в упор смотрел на друга, тот поигрывал зажигалкой. Щелчок – появился огонёк. Появился и потух. И опять щелчок. Меня они игнорировали.

— Он считает, ты ему задолжал.

— Он может считать, как ему вздумается. Должен он только сам себе.

Усмешка Сергея была совсем нехорошей. Только что он не видел меня, а теперь смотрел в упор. Не успела я охнуть, взял за руку и посмотрел на кольцо. Отпустил.

— На этот раз решил не мелочиться? Помнится, у Крис было попроще.

При упоминании этого имени я напряглась ещё сильнее. Наградила Диму убийственным взглядом, вернулась за второй чашкой и опустила перед ним, стараясь не стукнуть так, чтобы кофе вылился ему на штаны. Другу он на реплику о бывшей ничего не ответил. Мне, собственно, тоже.

Моё присутствие тут было лишним, я понимала это. И, как бы ни хотелось мне остаться, пришлось себя пересилить раньше, чем муж попросил бы об этом. Выставив перед мужчинами конфеты и остатки домашнего печенья, я вернулась в спальню. Чувствовала, как они оба смотрят мне вслед. Смотрят и молчат. Свернув за угол, я остановилась. И не напрасно. Не прошло и нескольких секунд, как разговор возобновился:

— Теперь ему есть на что давить. Ты, блядь, чем думал, когда возвращался? Нахер ты припёр их сюда?

— Я разберусь с Градским.

— Разберись. У тебя слишком хорошенькая девчонка. А Градский тот ещё ублюдок, ты и сам знаешь.

— Ей ничего не угрожает.

— Уверен? – вопрос повис в воздухе.

Я думала, это всего лишь пауза, но время шло, а ответа я так и не дождалась. Так и стояла, прижавшись спиной к стене. Кто такой Градский? Что мне может угрожать?

— Его бывшая жена была умнее, — вдруг раздалось прямо у меня над ухом.

Испуганно вдохнув, я подняла веки. Сергей стоял возле меня, губы его кривились.

— У неё было много недостатков, но она никогда не грела ушки. По крайней мере, не делала это так бездарно.

В коридоре появился Дима. Сняв с крючка куртку друга, кинул ему. Тот с лёгкостью поймал её одной рукой. Дима накинул свою. Замок лязгнул.

— Я скоро вернусь, — только и сказал муж, и они вместе с Сергеем ушли.

Я не успела ничего ответить. Только приоткрыла рот.Вернулась в кухню. Кофе стоял на столе нетронутым, в пепельнице дотлевала сигарета, только бумаг не было. Ни бумаг, ни чего-либо ещё, относящегося к тому, что я услышала.

Вероника

Настроение было так себе. Настя заметила это, но с вопросами не полезла.

«Задержусь. Ложись спать», — получила я спустя час ожидания сообщение от Димы вместо поцелуя на ночь.

Утром он тоже не появился. Когда я позвонила, чтобы спросить, где он, сбросил вызов и снова прислал сообщение. На сей раз, что всё в порядке и что к восьми за мной приедет такси. На этом наша переписка закончилась.

— Люблю малышей, — мягко поддержав четырёхлетнюю девочку, сказала Настя.

Девчушка пыхтела, перебирая ногами, но стоически старалась не сесть на мягкое место. Наверное, когда-то я была такой же.

— А мне комфортнее работать с детьми постарше, — призналась я. – С ними хотя бы ясно, хотят они чего-то или нет.

Настя улыбнулась мне и подъехала к другой девочке.

— Алёна, мама пришла, — показала ей на бортик. – Ты сегодня у нас просто звёздочка.

Девчушка засветилась. У Насти был врождённый талант работать с детками. У меня же временами не хватало выдержки. Теперь я лучше понимала отца.

Утреннее занятие на льду подошло к концу. Как только забрали последнего ребёнка, Настя пошла в тренерскую, а я осталась стоять у борта, задумчиво глядя на опустевший лёд.

Тишину нарушил размеренный стук каблуков.

— Что вы тут делаете?

— Пришла поговорить с тобой, — Кристина остановилась, не дойдя пары метров.

Посмотрела на лёд, потом на меня.

— Останемся здесь или найдём другое место?

— О чём нам с вами разговаривать?

На катке не было никого, кроме нас. К лучшему или нет, как сказать. Вчерашняя встреча была неожиданностью для всех, в том числе и для бывшей жены Димы. Сегодня же она излучала уверенность. Волосы её были небрежно заколоты переливающейся заколкой-крабом, платье персикового цвета оттеняло цвет глаз.

— О Диме, — просто, без увиливаний. – И не нужно нападать на меня, Вероника. Это не лучшая тактика.

— Зачем мне какие-то тактики? – взяла с борта олимпийку. – Это же не я пришла к вам, а вы ко мне.

Идти мне с ней никуда не хотелось. Я вообще не хотела с ней разговаривать. Что ей потребовалось?! Мягко улыбнувшись, она показала на дверь. Проигнорировав немое приглашение, я накинула кофту и оперлась о борт. До неё дошло, что идти я с ней никуда не собираюсь. Она опять улыбнулась. Её улыбка вызывала раздражение. Её узкие ладони и длинные пальцы с аккуратными ногтями вызывали раздражение. Захотелось натянуть рукава, чтобы спрятать свои, никогда не знавшие, что такое маникюрный кабинет.