— Так, может, это никакой не психолог? — Лидия уже не кричала, напротив, почти перешла на шепот и смотрела с подозрением.

— Он тот, за кого себя выдает. Мы это проверили за десять минут. Я пока не пойму, зачем Лагутину понадобился психолог. Но постараюсь понять.

ГЛАВА 16

— Знаете, что я вам скажу? Ваш Антон Федорович оказался исключительным артистом. Прямо-таки заслуженным артистом! Честное слово, если бы я ничего не знал, если бы мы с вами заранее не договорились, я бы во всём ему поверил!

Казик сидел напротив Лагутина, расточал комплименты его помощнику и краем глаза наблюдал, как "заслуженный артист", скромно умастившийся за маленьким столиком, делает вид, будто речь идёт совсем не о нём, и при этом розовеет круглыми щеками.

— Артист, значит? — Левый уголок рта Лагутина дернулся вверх. — Много твоих достоинств знал, Антон, а вот, оказывается, новый открылся.

Виктор Эдуардович усмехнулся, но от этой усмешки щеки Ряшенцева мгновенно утратили свою розовость.

— Я старался, — пробормотал Антон Федорович.

— Как всегда, молодец, — отдал должное начальник и, уже без всякой усмешки уставившись на Казика, начальственно спросил: — Ну а вы? Что сделали вы?

"Кажется, он уже записал меня в свои подчиненные", — отметил Аркадий Михайлович, однако возражать не стал. Стоит ли в данном случае обращать внимание на подобные мелочи? Это как раз тот случай, когда даже Софочка скажет, что подобными мелочами можно пренебречь.

— После того как Антон Федорович столь искусно выдал чужую тайну, я весьма мило пообщался с Маргаритой Викторовной Еланцевой и Вениамином Феклистовым. Я им объяснил, насколько полезно мое участие, и они согласились с моими доводами.

— Вот прямо так сразу и согласились? — Уголок рта снова дернулся вверх.

— А вы зря сомневаетесь. Когда люди растеряны и напуганы, они с большой охотой принимают помощь и особенно от постороннего человека. И знаете почему? — Казик выдержал паузу, но очень короткую. — Многие считают, что посторонние люди более непредвзято смотрят на их проблемы, а потому способны более успешно эти проблемы решать. В принципе в этом есть своя правда, хотя и не всегда. Опять же с посторонними людьми нередко гораздо проще откровенничать. Вы же наверняка знаете этот хрестоматийный пример: никому так не изливают душу, как случайным попутчикам в поезде. Вот я и оказался весьма кстати таким попутчиком.

— Так что вы выяснили? — Лагутин глянул на часы, явно давая понять, дескать, ему некогда слушать разглагольствования, а хочется услышать отчет по существу.

— Прежде всего я выяснил, что все сотрудники салона совершенно запуганы этими господами из службы безопасности Грибанова. Господа строго-настрого велели всем помалкивать, пообещав в противном случае оставить от салона лишь печальные воспоминания. Сотрудники совершенно не хотят никаких воспоминаний и даже после предупреждения директора, что я и так в курсе, вели себя крайне настороженно. При этом, естественно, клялись, что вообще ничего знать не знают, что для них это полная неожиданность и так далее.

— И вы им поверили? — хмыкнул Лагутин.

— Я обошел все помещения и, кажется, понял, где могли прятаться похитители, — оставил вопрос без ответа Казик. — Недалеко от туалета есть небольшой технический отсек, там вполне могут поместиться двое мужчин и замечательно наблюдать за всем происходящим. Я почти уверен: они прятались именно там. Но как они умудрились пройти незамеченными? Вот это я никак не пойму. У главного входа сидит охранник и администратор. Черный вход всегда закрывается на ключ…

— Что же тут непонятного? — перебил Виктор Эдуардович. — Кто-то из этих раздающих клятвы сотрудников взял ключ и открыл дверь.

— Да-а? А каким образом этот кто-то узнал, что в салон пожалует мадам Грибанова, да еще выяснил, когда именно она пожалует?

— Фамилии всех посетителей администратор заносит в компьютер и время посещения записывает, — подал голос Ряшенцев. — Я тоже звонил администратору, и меня записали.

— Вот-вот! — прямо-таки обрадовался Казик. — Вы позвонили в салон, и администратор вас записала. А мадам Грибанова сочла сей путь слишком длинным и позвонила напрямую Вениамину Феклистову. И о ее визите знали только Феклистов и Еланцева. И её фамилию администратор внесла в компьютер только тогда, когда мадам Грибанова объявилась собственной персоной. Вы же понимаете, что за какие-то полчаса похищение не организуешь?

— Феклистов и Еланцева могли рассказать кому-то из сотрудников. Что тут странного? — пожал плечами Виктор Эдуардович.

— Могли. Но не рассказали. Не сочли нужным…

— И вы им поверили? — вновь хмыкнул Лагутин.

— А почему я должен им не верить? — отреагировал наконец на заданный вопрос Аркадий Михайлович. — Если они не причастны к похищению, то в их интересах убедиться, что к нему не имеет или, наоборот, имеет отношение кто-то из сотрудников. И тогда им просто выгодно назвать того, кому они сообщили про визит мадам Грибановой. А если Феклистов с Еланцевой к преступлению причастны, то им еще выгоднее, чтобы я считал, будто о мадам Грибановой знал весь салон. Логично?

— Допустим, — сдержанно согласился Виктор Эдуардович. — Однако всё равно именно портному и его директору легче всего было организовать похищение.

— Вы абсолютно правы! — заверил Казик. — Но как раз это… — он развел руками, — меня и смущает. Уж слишком очевидно всё указывает на конкретных людей. А меня в подобных делах очевидности настораживают… Впрочем, я убежден, что ситуацию вокруг салона нужно более тщательно изучить. И я это сделаю. Но есть второй момент, и не менее важный, — ситуация вокруг семейства Грибанова. А вот с какого бока тут подобраться, я пока не знаю. И вы мне здесь не помощник. Я вообще не имею об этом семействе никакого представления.

— По части общего представления я вам как раз кое-чем помогу. Журнал я вам приготовил, "Деловая жизнь", двухнедельной давности. Здесь пишут об этой семье и даже есть фотографии. Антон! — распорядился Лагутин. — Подай!

Ряшенцев шустро соскочил со своего места, обогнул кресло, в котором сидел Казик, подбежал к противоположной стороне начальственного стола, взял с полки совсем новый глянцевый журнал и вручил его Лагутину.

Аркадий Михайлович отметил, что для осуществления данной процедуры самому Виктору Эдуардовичу достаточно было всего лишь приподняться и протянуть руку.

Лагутин быстро пробежал пальцами по листам, открыв журнал на нужных страницах.

— Почитайте, это статья про Грибановых. А вот на этой фотографии вся семья.

В центре снимка, как и полагается, находился глава семейства — высокий, поджарый, с сухощавым лицом, на котором застыло выражение вежливой отстраненности. Фотография, похоже, была сделана на каком-то официально-банкетном мероприятии, поскольку Грибанов был в смокинге, а стоящая рядом с ним чуть полноватая, но вполне фигуристая блондинка в элегантном вечернем платье