– Ешь. – Он осторожно похлопал ее по спине.

Шмыгнув носом, она протянула руку и несколько раз ткнула вилкой в тарелку. Толстый рукав халата, из которого выступали бледные пальцы, распластался по столу, как большая нора.

В этом халате, в который можно было завернуть ее всю, Арька и сама смотрелась маленьким зверьком, на минутку высунувшим наружу детскую мордочку. Одно неосторожное слово – и он снова нырнет в свое убежище, затаится там и затихнет.

– Если не хочешь сейчас говорить, что с тобой случилось, не говори, – сказал Макс осторожно. – Я просто хочу тебе помочь.

– Я знаю.

– Ну, тогда я рад. Значит, я пока еще вызываю у тебя доверие.

– Папка! – Она посмотрела на Макса с упреком.

– Прости, – произнес он поспешно. – Я не хотел сказать ничего, что бы могло тебя…

– Папка!

Арька отбросила вилку, поставила локти на стол и положила подбородок на подставленные чашечкой ладони. Она сделала это, подчиняясь внутреннему порыву, но с какой-то неожиданной грацией, которой Макс раньше в ней не замечал.

Рукава халата сползли вниз, обнажив руки и сложившись на столешнице толстой мягкой гармошкой. Это тоже был ее жест – Макс опять увидел перед собой Марию, сидящую вот так, по-домашнему уютно, и белые стебли рук подпирали голову, казавшуюся вдетым в хрупкую оправу бриллиантом.

Он поймал себя на мысли, что совсем не знает, как вести себя с нею. Арина была его дочерью, и по всем параметрам зрелости – еще ребенком, но все-таки уже женщиной, и это последнее по необъяснимой причине Макс начинал чувствовать особенно сильно.

Арька смотрела в сторону, в ничем не примечательный угол между подоконником и холодильником. И молчала. Молчала, наверное, целую минуту.

– Я тебе все расскажу, прямо сейчас, все-все, до последнего словечка. Но только ты не перебивай меня, пожалуйста. И не обзывай, ладно? Я и сама знаю, что дура.

Немножко запнувшись на последнем слове, она повернула голову в его сторону. Глаза, так похожие на его собственные, глянули ему прямо в лицо.

И больше уже не отрывались.

* * *

…Когда она кончила говорить и последние звуки ее голоса затихли, чуть отразившись от кухонных стен, Максу даже и в голову не пришло назвать ее дурой.

Он просто онемел.

Арька подождала немного, шумно вздохнула, поерзала на табуретке и затихла. Было слышно, как капает вода из крана и в приоткрытую форточку ударяются сухие листья.

Дочь еще раз вздохнула и продолжила:

– …и надо что-то делать, иначе она погибнет. А это очень хорошая женщина, папа. Хотя это неважно. Она может быть хоть каким чудовищем, Бабой-ягой даже, это теперь все равно, потому что я должна, должна ее спасти! Потому что я, я сама все это затеяла, понимаешь? Если бы не я… И не моя дурацкая откровенность с Валькой… Ведь все началось после того звонка, которым мы вызвали Анну на свидание! Это же ясно! Конечно, мы не знали, что так получится, но сейчас это не имеет ровным счетом никакого значения, потому что надо исправлять все то, что мы натворили! Я… только я… Папка, только я не знаю, как это сделать!

Последнее предложение она произнесла с просительной интонацией и, снова заглянув Максу в лицо, нахмурила брови. Бардин смотрел на нее. Открыл рот, чтобы сказать что-то – сам не зная, что. Но не смог выдавить ни звука. Закрыл.

– Молчишь? – вздохнула она. – А я боялась, что будешь орать и обзываться. Я, конечно, понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но…

– Нет! – заорал Макс; прорвало наконец! – Что я сейчас чувствую, ты не понимаешь и понимать не можешь! У тебя куриные мозги!

– Пап, ты же обещал…

– Молчать! Дура!

Он грохнул кулаком по столу, он схватился за голову, он швырнул о стену какой-то предмет, он заметался по кухне, выругался со всей возможной выразительностью – в общем, проделал все, что полагается делать взбешенному человеку. Получается, все эти движения на поверку оказывались вовсе не штампом, придуманным киношниками.

– Где?! Где ты нахваталась этой ерунды?! – орал Макс на сжавшуюся Арину. – Кто тебе сказал, что ты можешь ввязываться в какие-то расследования?! Ты кто – следователь? Великий сыщик современности? Агата Кристи?!

– Я же говорю, что…

– Молчать! С этой минуты – молчать до… Молчать навсегда!

– Хорошо, я буду молчать, только…

– А твоему Сапрунову, или как его там, я завтра, нет, сегодня башку оторву! И тебе тоже! Такие головы не должны сидеть на плечах у нормальных людей!

– Валька ни при чем…

– Плевать! Молчать!

Макс бесился еще долго и не менее долго нес полную околесицу, из последних сил подавляя в себе желание схватить Арину и как следует тряхнуть. Кажется, она уловила это, потому что отодвинулась вместе с табуретом к самой стене и расширенными глазами ловила каждое его движение.

– Ну просто из рук вон плохо, – сказал он наконец, плюхаясь на соседнюю табуретку.

Дочь благоразумно выдерживала паузу.

– Можно сказать? – спросила она наконец.

– Нет.

– Но…

– Я сказал – нет! С этой минуты ты будешь только молчать и делать все, что я тебе прикажу. Во-первых…

– Я и так знаю все, что ты мне прикажешь, – сказала она уныло. – Выкинуть из головы всякие расследования, у дома Анны не появляться и на любые вопросы следователя не отвечать.

– Совершенно верно. И еще одно: из дома – ни ногой.

– Ты совсем уже! – возмутилась дочь. – А институт?

– Я сам буду тебя провожать! Туда и обратно. Каждый день.

– Еще чего!

– Все, я сказал.

– Пап… ну хорошо, если ты так хочешь, я буду пай-девочкой… Я буду даже лучше, чем ты можешь вообразить… Ты меня совсем не узнаешь… Только помоги Анне, ну пожалуйста! Если с ней что-нибудь случится… Папка, я умру! Ты только подумай – ведь это все из-за меня!

– Глупости.

– Нет, не глупости. И ты сам это знаешь.

Конечно, Макс знал! Еще бы! Он знал также, что с этой минуты им обоим не будет покоя. Невольно Макс подумал и о том, что женщины нередко нарушали течение его жизни, но никогда еще их вторжение не было обставлено так страшно. Труп! Нет, два трупа! Один из которых обнаружила его дочь!

Было от чего впасть в отчаянье.

– Во всей этой истории пока появился только один просвет, – пробормотал Макс почти про себя. – Теперь я знаю, зачем сюда являлся следователь.

– К тебе приходил следователь?

Вопрос был задан с живейшим интересом. Скандал, который он устроил только минуту назад, оказал на Арьку странное действие. Девчонка как будто освободилась от съедавших ее страха и растерянности и буквально на глазах обретала прежнюю самоуверенность. Глядя на ее решительный, заострившийся нос, Макс с отчаяньем подумал, что ему предстоит вмешаться в это дело, как бы он этого ни не хотел. Идея во что бы то ни стало спасти какую-то Анну завладела Арькой целиком.