В полной тишине, прерываемой лишьсамозабвенным чиханием Белочки, я изучала находку. Семен Крутиков, помнится,шарил в своем милицейском компьютере и так и не обнаружил прописанной в столицеЛауры Михайловны Ивановой. Что ж, ситуация, кажется, прояснилась. Заказчица, повсей видимости, не захотела открыть мне свое настоящее имя. Более того, оназагримировалась, нацепив парик и нанеся на лицо темный тон. Вполне вероятно,что и глаза у лже-Ивановой не карие, человечество давно придумало цветныелинзы. Весьма удачно сыграв роль Лауры, она решила избавиться от улик ивыбросила «карнавальный» костюм.

И какие же выводы можно сделать из всеговышесказанного? Да самые простые. В доме Антонова творится чертовщина, меня понеизвестной пока причине втянули в гущу событий, заставили плясать под чужуюдудку. Зачем? На этот вопрос пока ответа нет, но я его обязательно найду,потому что не собираюсь оставлять безнаказанным человека, затеявшего спектакль.

Теперь надо вернуться к Антоновым и во что быто ни стало попытаться понять, кто из членов семьи заварил кашу. Отчего яполагаю, что следы ведут в особняк Антонова? Ну, это просто.

Похоже, свалка, где я сейчас стояла, возникластихийно — никаких контейнеров на пустыре не видно. Деревенские жители людипростые, вот и прибегают в укромное место и опустошают здесь ведра (кстатиговоря, еще приличное поведение, я видела, как некоторые селяне ничтожесумняшеся просто вышвыривали мусор на проезжую дорогу).

В общем, здесь помойка как помойка — пустыебанки, битые бутылки, яичная скорлупа, тряпки и прочий мусор. Изредка в пластахгрязи попадаются газетные свертки и полиэтиленовые кульки — очевидно, самыеаккуратные жители все же пытаются жить красиво и стелют в ведро старую прессуили собирают отходы в ненужный пакет с оторванными ручками.

В магазинах сейчас продаются специальные мешкидля мусора, но деревенский народ их покупку наверняка считает напрасной тратойденег, буквально выброшенными на помойку рублями. Но черный пакет, причемдорогой, из плотного полиэтилена, с прикрепленными изнутри ярко-синимизавязками тут один. Значит, скорее всего, принес его сюда отнюдь не жительдеревни. И более того: в нем обнаружилась совершенно новая фирменная куртка, амне хорошо известно, какую сумму должен выложить из кармана человек, решившийодеться в магазине пафосной фирмы.

Не так давно Лиза стала канючить:

— Лампа, давай ты не будешь мне делать никакихподарков до пятнадцатого мая…

— Почему? — удивилась я.

–       Очень хочу одну курточку… — призналась Лиза, назвав именно эту фирму. — Если тыне станешь растренькивать деньги на ерунду, хоть на время прекратишь тянуть вдом идиотские чашки, фигурки и футболки с изображением собак, то послепятнадцатого мая можно будет заглянуть в магазин, где я ее видела.

— Очень глупо покупать теплую куртку к лету, —покачала я головой.

— Наоборот! — оживилась девочка. — Тогда какраз скидки начинаются. Впрочем, отложенных тобой денег все равно не хватит,надо будет попросить, чтобы все домашние мне на день рождения тоже не подарки,а конвертики вручили.

— Сколько же стоит куртенка? — усмехнулась я.— Ведь не пятьдесят же тысяч!

— Не-а, — отозвалась Лизавета, проигнорировавмою иронию. — Меньше чем за семьдесят не найти. Причем это короткий вариант, одлинном а я и не думаю.

— За что такие деньги? — пришла я внегодование. — Иди спокойно в любой спортивный магазин и покупай пуховик.

— Эх, Лампудель… — протянула Лиза. — Как ты непонимаешь? Курточка от такой известной фирмы — это же не просто одежда, а какбы особый знак. Он сообщает всем, что ты удачлива, богата… в общем, что жизнь утебя удалась.

И вот сейчас я гляжу на вожделенную для Лизыфирменную шмотку, лежащую на помойке.

Нет, точно никто из жителей явно убогой деревенькик парику и пуховику отношения не имеет. Ой, а в пакете еще и свитер имеется,нежно-голубой, с желтой вышивкой.

Стопроцентно — новую одежду принесли из домаАнтоновых. Сюда с холма как раз ведет тропинка, которая тянется от калитки взаборе, ограждающем участок Михаила Петровича.

Так, надо возвращаться.

Я завязала прорвавшееся дно пакета узлом,сунула в сильно уменьшившийся мешок куртку, свитер и парик, затянула синиеленточки, отнесла пакет чуть в сторонку и засыпала его снегом.

Белочка громко икнула и легла на тропинку.Глаза собаки начали закрываться: то ли псина устала, то ли, пока я, забыв обовсем на свете, изучала находку, наелась от души объедками.

— Пошли домой, — велела я и грозно загремелацепью.

Белочка покорно встала и медленно-медленнопотащилась к дому. Вернулись мы безо всяких приключений.

— Ну как? — склонив голову набок,поинтересовалась Ася.

— Нормально, — бодро ответила я.

— Понравилось?

— Не знаю. Но, судя по тому, что она всесделала, думаю, Белочка осталась довольна.

— Не о ней спрашиваю, о тебе!

— Замечательно прошвырнулась, воздухомподышала, — бойко соврала я, дрожа от холода насквозь промокшего свитера. — Гдеей лапы помыть?

— Не парься, — махнула рукой Ася.

— Нехорошо грязное животное в дом пускать, —ласково напомнила я, изо всех сил мечтая проникнуть в комнату, где, по всейвероятности, так и лежал, меня поджидая, мой блокатор.

— Вечером приходи, — отрезала Ася, — в восемь.

С этими словами она присела на табуретку и тутже подскочила с легким вскриком.

— Что случилось? — машинально спросила я.

Ася, охнув, нагнулась и стала расстегивать наБелочке ошейник.

— У меня, похоже, артрит разыгрался, —пробубнила она, — когда сажусь, словно током шандарахает. Надо к врачу идти, дагде хорошего найти?

Я хотела было воскликнуть: «Могу дать телефонвеликолепного хирурга», — но тут увидела, что в юбке няньки, как раз понижеспины, покачивается открытая английская булавка. Стараясь не рассмеяться, янезаметно для собеседницы вытащила ее и сказала:

— Вам очень повезло.

— В чем это? — осведомилась Ася, вешая поводокна крючок.

— Если дадите чашечку горячего чаю, мигомизбавлю вас от неприятных ощущений.

Нянька засмеялась.

— Да я тебе и денег отсыплю, и какао с булкой,и мяса с картошкой, и авокадо с креветками, и много чего другого дам, тольколучше не ври. Артрит в секунду не пройдет.

— Вы просто не имели дела с людьми, владеющимиметодами ПРП, — ляпнула я в порыве вдохновения, — нас на весь мир единицы.