хожу по этому горящему канату всю жизнь, а тебя подведет самоуверенность. Больше не проси меня о помощи такого рода. Я не саботирую дела «Туннеля».

С этими словами она распахнула дверь. Солнечный свет упал на ее лицо, в котором глубокая усталость чередовалась с безжалостностью. Каждое слово звучало как ультиматум. Мариус просто кивнул ей напоследок и отправился к метро.

Придется дальше действовать без Зверя.

Но он ясно понял, что Вивьен что-то скрывает. Не только о «Туннеле». Ему показалось, что и женщина-никто ей знакома. И она очень не хочет выдавать о ней какую-либо информацию.

* * *

Казалось, что дальше все пойдет как обычно. Результатов не будет, Мариуса переклинит, и он опять начнет наматывать замкнутые круги. Это раздражало уже сейчас. Дело еле двигалось.

«Столько лет пытаться по частям собрать этот пазл, и каждый раз тормозить на самом важном моменте…»

Но как получить Зверя без разрешения этой грымзы? Мариусу казалось, что он смог бы с ним договориться. Собаку лучше гладить, а не бить. Вивьен и ее методы он знал хорошо, сам присутствовал при дрессировке Зверя. Она швыряла ему шматы сырого мяса, говорила с ним, как с настоящим псом, а когда он не повиновался и вспоминал человека в себе (что с каждым разом случалось все реже), применяла шокер. Вдобавок держала его в электронном ошейнике, что позволяло дрессировать его даже на расстоянии.

Она сделала из человека собаку. Это была дикость и плевок в лицо эволюции.

Мариус хорошо понимал, зачем ей нужно было уничтожить его личность. Чтобы управлять даром.

Кем Зверь был когда-то? Мальчиком без имени, потерявшим рассудок? Отбросом общества? Или же у него была семья, которая его любила и заботилась о нем? Кто знает. Эту историю Вивьен никогда не рассказывала. Ее интересовали только его способности. С виду – урод, калека, извечный прокаженный. Но в него заложили странный механизм, который не характеризовал даже животных. Его чутье было шире осознания физического мира.

Он разбирал не только запахи. Эмоции. Мотивы. Все, что шло от человека.

А от дамы-никто он услышал крики. Детские крики.

Вивьен объясняла это слепотой. Его зрение было почти на нуле.

«Природа находит изобретательные решения, – вспоминал Мариус ее давние слова. – Например, глубоководные рыбы. Они тоже почти не видят, но у них чувствительные щупальца, особое строение зубов, и плотность тела регулируется за счет липидов. А у крыс, допустим, отличное восприятие высокочастотных звуков. Зверь – своего рода пример ультимативного выживания. Он познает мир иначе. Сверхслух, сверхобоняние и что-то, с чем наука пока не знакома. Он понимает комплексы смыслов в человеке. Чудо природы, а не генетическая ошибка».

Зверь доставал Мариусу людей, о которых полиция думала, что они стерты с лица земли. Живых и мертвых. Так раскрывались некоторые дела.

Часто Мариус думал о том, чтобы выкрасть его и… забрать себе. Этот дар мог помогать. О том, для чего его использовала Вивьен, даже думать не хотелось. Потому что ничего хорошего в ее клиентах и личных намерениях никогда не было.

Мысли плавно переключились на даму-никто. Ее влияние на Зверя пока с трудом поддавалось объяснению. Причины его поведения могли быть связаны только с тем, что они о нем не знали. Его привлек запах. Господи, как невинно. Он просто хотел быть ближе и забыл о задании. При этом что-то в ней его сильно напугало.

Кто эта женщина, ворующая чужих детей?

Не только Зверь вел себя необъяснимо.

Тот школьник, Юсуф, сболтнул, что она хорошо пахла. Прямо как его мамочка.

Мариус на мгновение прикрыл глаза, пытаясь вспомнить запах своей матери. Он должен входить в кровь ребенка с момента рождения. Этот запах нельзя разложить на составляющие, выявить ведущие ноты. Он просто данность.

Его мать умерла, когда ему было десять. Перепила и попала под машину.

Чем от нее пахло?

Алкоголем, сигаретами, дешевым дезодорантом. Но все равно чем-то ее.

Давным-давно он любил эту часть ее запаха. Когда еще не различал добро и зло. Для ребенка в утробе все едино. Мариус открыл глаза, глядя на черные окна метро. Казалось, что за окном живая тьма.

«Метро – чрево».

Мысли расползались, как испуганные тараканы.

Дама-никто ворует детей. Дама-никто явно их не очень любит. Но дети к ней расположены. Они говорят, что от нее пахнет их матерью. Может ли мать быть злой? Может ли она причинить вред?

Следом в тишине родилась и другая мысль.

А если она не забирает их силой? Дети сами идут за ней. Как за гамельнским крысоловом?

«Виттенбергплац», – объявил механический голос в динамиках.

Мариус вышел, запустив вечно мерзнущие руки в карманы пальто. Станция, как всегда, была переполнена туристами, увешанными пакетами из KaDeWe. Он лавировал меж всеми тенью, чувствуя новую волну любопытства по отношению к даме-никто.

Теперь ему самому хотелось понюхать ее.

* * *

Прорыв инферно случился на следующий день.

Зверь сбежал.

Об этом Мариус узнал даже не от Вивьен, а из газет. Белый голый мужчина два метра ростом напугал стайку подростков в Веддинге. Похожую информацию сообщили и пара очевидцев в Далеме. После злосчастной дискотеки в «Туннеле» кусачий альбинос превратился в новую фишку Берлина.

Не город, а цирк уродов.

Мариус понял, что это Зверь, по описанию его внешнего вида и мутному снимку, сделанному на телефон одного из малолетних свидетелей. Вивьен никогда не отпустила бы его в таком виде. Она любовно возвращала ему человеческий облик перед каждым выходом в свет. Мыла, стригла, одевала…

Зверь сбежал.

С каждым разом эта фраза обретала новый смысл.

Мариус немедленно отправился в Веддинг, но Зверь уже смылся черт его знает куда. Рассказывали про его красные глаза, пасть и габариты… И заведомо нарекли оборотнем, осталось только пришпилить над его образом полную луну.

Его путь должен был служить подсказкой.

Без всяких сомнений: Зверь пошел за ней. Он тянул нити ее запаха из каждого грязного угла, и тот вел его сквозь пустые улицы, туннели и арки города.

Значит, она где-то в Веддинге.

Осталось только найти его самого, и так они поймают и преступницу.

Весь день Мариус следил за прессой.

«Лишь бы Вивьен не перехватила его раньше…»

Ее «туннельные» вороны тоже вряд ли зевали и должны были рыскать по всему городу в поисках сородича: с той лишь разницей, что их никогда не было видно. Чтобы не давать им преимущества после окончания рабочего дня, Мариус решил ближе к ночи патрулировать Веддинг сам. В венах забилось чутье, что нужно держаться за эти крошечные следы, быть к ним