- Ребята, всем добрый день! Меня зовут Баженова Марина Юрьевна, я новая заведующая, - говорю с ходу, как только меня заметили, а остановившись, сцепляю пальцы в замок, держа руки перед собой. Улыбаюсь.

В толпе появляются ухмылки, какие-то перебежки и тихие разговоры.

- Я рада со всеми вами познакомиться. Надеюсь, мы найдем общий язык.

- А нам оно надо?

Оборачиваюсь на смех стоящего в другом конце линейки мальчика, теснее сплетая пальцы.

- Как тебя зовут, скажи, пожалуйста?

- Ну Мел…Серега.

- Сережа, значит. Хорошо. Ребята, как я понимаю, у всех вас есть какие-то вопросы, а может быть, даже претензии. Предлагаю сделать вот что… сейчас Ольга Павловна раздаст всем листочки, и вы напишете все, что вам не нравится, и все, чего бы хотелось.

- И что будет с теми, чьи претензии вам не зайдут? Сначала записки пишем, а потом палкой по хребту получаем или на голом кафеле всю ночь спим.

Глубоко вдыхаю, прикладывая раскрытую ладонь к горлу.

- Палкой… на кафеле… - слова никак не идут на ум. - Как тебя...?

- Богдан. Богдан Шелест, - он продолжает смотреть мне прямо в глаза. Сглатываю.

- Ребята, напишите, пожалуйста, ваши пожелания. А ты, Богдан, зайди в мой кабинет.

В кабинете прохожусь вдоль окна, складывая руки на груди.

- Присаживайся, пожалуйста.

Отодвигаю стул и присаживаюсь напротив. Смотрю на мальчика, чувствуя неловкость, если то, о чем он говорил, правда, то мне стыдно за предыдущее руководство. Ужасная тема, но мы должны об этом поговорить.

- Вас правда здесь били?

- Че? Хватит строить из себя хорошую. Можешь сбросить маску.

- Почему вы никому не говорили? Это же уголовное дело. Господи, - касаюсь пальцами лба, - какой ужас. Я даже подумать не могла…

Нужно позвонить. Позвонить. Поднимаюсь и, отыскав свою сумку, вытаскиваю из нее телефон.

- Папа, привет, у меня будет к тебе дело, я заеду вечером. Хорошо. Целую.

В голове мысли лишь об услышанном, кладу телефон на стол и, вздрогнув от неожиданности, выдыхаю. Я настолько погрузилась в эти ужасы, что совсем забыла, что нахожусь в кабинете не одна.  Достаю пачку белой бумаги и останавливаюсь напротив мальчика.

- Богдан, - протягиваю лист, - напиши все, что с вами здесь происходило, и распишись внизу.

- Зачем?

- Ты же хочешь, чтобы виновники были наказаны?

- Да тут у всех рыльце в пушку. Вас сожрут с такими замашками.

- Не сожрут, - голос становится жестче, - если работники сменятся, жрать будет некому. Пиши. Имена и фамилии тоже. А потом пусть ко мне зайдут все ребята. По очереди, конечно.

Взяв ручку, огибаю стол.

- Ручка, - кладу на лист, стараясь выглядеть убедительной.

- Как, вы там сказали, вас зовут?

Мальчик оборачивается и смотрит мне прямо в глаза. У него удивленный и слегка нерешительный взгляд. Я вижу, как в его голове бегают шестеренки, готовясь принять решение.

- Марина Юрьевна.

Он долго смотрит на белый лист, вертит его в руках, но в конце концов касается его чернилами.

Сентябрь проносится со скоростью света. Папа помогает мне разобраться со всеми ужасами, которые происходили в интернате до моего прихода. Если бы не его оставшиеся связи, то эта женщина, если ее так можно назвать, с легкостью бы вышла сухой из воды. Конечно, ее наказание сроком никак не вернет этим детям нормальное детство, но это хоть какая-то справедливость.

Сегодня мне пришлось встать пораньше, а если говорить честно, то практически не ложиться. Утром мы уезжаем в Питер, под «мы» я подразумеваю старших ребят. Кстати, папа тоже проявил инициативу, впервые за последние несколько лет, решил выбраться из своей норы.

Заказанные автобусы уже ждали у ворот, Марианна Сергеевна приехала даже раньше меня. Хорошая и очень ответственная женщина, сменившая одну из воспитательниц после всех этих разбирательств. Своего заместителя я тоже поменяла, точнее, выгрызла с мясом. Менять привычные устои и псевдослепоту чиновников всегда сложно. Высшее руководство с большой неохотой идет на хоть какое-то сотрудничество, но у меня есть явное преимущество: если я чего-то искренне захочу, то приду к этому несмотря ни на что.

- Марина Юрьевна, мы уже загрузились. Я всех пересчитала.

- Спасибо. Вы тогда садитесь, - указываю рукой на икарус, стоящий поодаль, - а мне еще в кабинет надо забежать.

Беликова кивает и направляется в сторону автобуса.

Оглядевшись, замечаю папу. Мы приехали на моей машине, и он все еще из нее не вышел. Открыв дверь, несколько раз хлопаю глазами в неверии.

- Что случи… папа! - раздраженно повышаю голос. - Ты обалдел? – шикаю, пытаясь перегородить обзор на него из автобуса. - Коньяк?

- А что такого? Маринка, прекращай это.

- Тут дети.

- Ты видела этих детей? Лбы здоровые.

- Убери бутылку и иди в автобус.

Оставив отца, все же дохожу до своего кабинета, чтобы забрать кое-какие бумаги. Выключаю свет и, сделав пару шагов в сторону выхода, слышу надрывные всхлипы. Остановившись, некоторое время пытаюсь понять, откуда они доносятся. Покрутив головой, иду к  лестницы, и чем ближе я к ней подхожу, тем громче становятся завывания.

- Таня?

Мелкова, сидящая на подоконнике за лестницей, подбирается, смотря на меня исподлобья.

- Что случилось?

- Ничего.

- Почему ты здесь? Все уже в автобусах. Что произошло?

- Ничего. Уйдите. Я никуда не поеду.

- Тебя кто-то обидел? – подсаживаюсь рядом.

Девочка отрицательно мотает головой, обнимая себя руками.

- Та-а-а-нька, - громкий вопль прокатывается по коридору, прежде чем его владелец появляется перед нами.

Танюша, услышав голос, начинает хаотично растирать слезы по лицу.

- Танька, я тебя потеря… о, Марина Юрьна, здрасьте! – Богдан появляется из-за лестницы. - А вы тут че делаете? Танюха, мы тебя потеряли. Ты плачешь, что ли?

Татьяна растерянно бегает глазами по мальчишеской фигуре и, спрыгнув с подоконника, бежит на улицу.

- Чего с ней? – Шелест непонимающе смотрит ей вслед, вытаскивая руки из карманов джинсов, и слегка хмурит брови.

- Не знаю, - вздохнув, поднимаюсь на ноги, перекидывая сумку через локоть. - А ты почему еще не в автобусе?

- А я вернулся, там… взять надо было кое-что, - умилительно улыбается, - вы очень хорошо выглядите, кстати.