внутри, нежели вне страны, а что это дело Годвин выполнял хорошо, доказывал продолжительный мир.

В начале царствования Эдуарда Англия находилась в руках трех графов: Сиуорда Нортумбрийского, Леофрика Мерсийского и Годвина Уэссекского, и казалось, со смертью Кнута предстояло торжество старого стремления к местной обособленности. Честолюбие Годвина помешало такому разъединению. Он весь был поглощен мыслью о возвышении своей семьи. Свою дочь он выдал замуж за короля. Его собственное графство охватывало всю Англию к югу от Темзы. Его сын Гарольд был графом Восточной Англии, другой сын, Свейн, владел графством на западе, и наконец, его племянник Бирн был устроен в Центральной Англии.

Первый удар могуществу Годвина был нанесен беззакониями Свейна. Он соблазнил леоминстерскую игуменью, потом отослал ее домой с еще более оскорбительным предложением — вступить с ним в брак, и когда король отказал в этом ему, он бежал из Англии. Влияние Годвина принесло ему помилование, но как только Свейн вернулся в Англию, он убил своего кузена Бирна, выступавшего против его помилования, и опять бежал во Фландрию. Буря народного негодования сопровождала его за море. Уитенагемот признал его «негодяем», «никуда не годным», но через год Годвин снова выхлопотал ему у короля прощение и возвращение графства.

Скандальное заступничество за такого злодея оттолкнуло от Годвина почти всех, и он остался без поддержки в начавшейся вскоре борьбе с королем. Эдуард был иностранцем в своем королевстве, и его симпатии склонялись, естественно, к стране и друзьям его юности и изгнания. Он говорил по-нормандски, прикладывал к хартиям печать по нормандскому образцу, раздавал своим нормандским любимцам высшие государственные и церковные должности. Все эти иностранцы ненавидели Годвина, но были бессильны против его влияния и искусства, а когда впоследствии отваживались восставать против него, то оказывались побежденными без всякого труда с его стороны. На этот раз, используя общее недовольство Годвином, они уговорили короля Эдуарда выступить против графа. Случай дал для этого подходящий повод.

Эдуарда посетил муж его сестры, граф Евстафий Булонский, и по возвращении от короля потребовал в Дувре квартир для своей свиты. Завязалась ссора, в которой было убито много граждан и чужестранцев. Годвин возмутился, когда король гневно приказал ему наказать город за оскорбление его родственника, и потребовал справедливого суда над горожанами. Эдуард взглянул на этот отказ как на личное оскорбление, и спор перешел в открытую борьбу. Годвин тотчас собрал свои силы и двинулся на Глостер, требуя изгнания иностранных фаворитов, но даже и к этому справедливому требованию страна отнеслась холодно. Графы Мерсии и Нортумберленда стали на сторону Эдуарда, Уитенагемот в Лондоне подтвердил декрет об изгнании Свейна; тогда Годвин со своим обычным благоразумием уклонился от бесполезной борьбы и удалился во Фландрию.

Падение Годвина утихомирило недовольство народа. Как бы ни велика была вина правителя, но он был теперь единственным человеком, который защищал Англию от влияния стекавшихся ко двору иноземцев. Не прошло и года, как Годвин снова появился с флотом на Темзе, и король еще раз должен был уступить. Иностранные прелаты и епископы бежали за море, изгнанные тем же Уитенагемотом, который возвратил Годвину его права. Но Годвин вернулся лишь для того, чтобы умереть на родине, и руководство делами спокойно перешло к Гарольду, его сыну.

Когда Гарольд достиг власти, то его не стесняли препятствия, окружавшие его отца, и в течение двенадцати лет он был настоящим правителем королевства. Храбрость, ловкость, административный талант, честолюбие и хитрость Годвина оказались и у его сына. Во внутреннем правлении он следовал политике отца, избегая крайностей. Он охранял мир, заботился о правосудии, и это содействовало возрастанию богатства и благосостояния народа. Английские изделия из золота и вышивка славились на рынках Фландрии и Франции. Внешние нападения отражались быстро и решительно. Военные таланты Гарольда раскрылись в походе против Уэльса, в смелости и стремительности, с которыми он вооружил свои войска приспособленным к горной войне оружием, проник в самое сердце страны и привел ее к полной покорности.

Однако это процветание было небогато благородными началами народной деятельности и глухо к благотворным влияниям духовной жизни. На материке литература получила новую жизнь, а Англия довольствовалась псалтырем да несколькими поучениями. Религиозный энтузиазм украшал Нормандию и прирейнские земли величественными храмами, с которыми представляли странный контраст немногие церкви, воздвигнутые королями или графами Англии. Церковь впала в летаргию. Стиганд, архиепископ Кентерберийский, был против папы Римского, и таким образом высший сановник английской церкви оказывался под запретом. Ни соборы, ни церковные реформы не прерывали дремоты духовенства. На материке снова пробуждались литература, искусство, религиозная мысль, а Англия стояла совсем в стороне от этого движения.

Подобно Годвину, Гарольд всю энергию тратил на расширение владений своей семьи. После смерти Сиуорда графом Нортумбрии был назначен брат Гарольда Тостиг, и тогда почти вся Англия, за исключением небольшой части прежней Мерсии, оказалась во владении дома Годвина. Чем больше приближался бездетный король к могиле, тем ближе продвигался к трону его министр. Препятствия одно за другим устранялись с его пути. Восстание в Нортумбрии повлекло за собой бегство во Фландрию Тостига, его самого опасного соперника, и Гарольд воспользовался этим, чтобы назначить преемником Тостига Моркера, брата графа Мерсии Эдвина, и тем привлечь на свою сторону дом Леофрика. Так Гарольд достиг своей цели без борьбы: собравшиеся у смертного одра Исповедника вельможи и епископы тотчас после его кончины приступили к избранию и коронации Гарольда.

Глава III

НОРМАНДИЯ И НОРМАНДЦЫ (912—1066 гг.)

Вслед за восшествием Гарольда на престол пришли тревожные вести из страны, тогда еще совсем чуждой, но сделавшейся вскоре почти частью самой Англии. Простая прогулка по Нормандии лучше знакомит с рассматриваемой эпохой нашей истории, чем все книги на свете. Название каждой деревушки знакомо англичанину; остаток крепостной стены указывает на родину Брюса, маленькая деревенька сохраняет имя Перси. Внешний вид страны, равно как и ее население, кажутся нам родными. Нормандский крестьянин в шапке и блузе напоминает фигурой и лицом английского мелкого фермера, а поля около Кана с живыми изгородями, вязами и фруктовыми садами будто скопированы с полей Англии. На окрестных высотах возвышаются квадратные серые башни, похожие на те, что нормандцы строили на утесах Ричмонда и берегах Темзы; огромные соборы, возвышающиеся над красными крышами маленьких рыночных городов, послужили образцом для величавых сооружений, сменивших собой невысокие храмы Альфреда и Дунстана.

Рольф Ходок, или Странник, такой же норвежец и пират, какими были Гутрум и Гастинг, отнял земли по обе стороны устья Сены у французского короля Карла Простоватого в то время, когда дети Альфреда начали завоевание