Он вдруг оборвался, опять укоряя себя за неловкость. Кто-то, вспомнил Иван Федорович, рассказывал ему, что нынешний государь в детстве боялся пушечных выстрелов, да и потом у него не было случая попривыкнуть. Но Николай Павлович махнул ему – продолжай.

– Потом дрался с французами. Проявил себя в сражении при Борисове. Дальше преследовал Бонапарта в Европе, под Лейпцигом командовал гусарской дивизией. Ну а потом уже Ермолов выпросил его с собой на Кавказ. Я с ним пока не знаком, но слышал, что кавалерист божьей милостью.

Последняя фраза не понравилась императору. Он сам считал себя изрядным кавалеристом и соперников не терпел.

– Ну, знаешь, отец-командир, в седле сидеть и саблей махать – еще не значит управлять конницей. Вот выпустить твоего Мадатова на плац перед полком тем же гусарским и посмотреть – сколько перестроений он выполнит за четверть часа… Кстати, Мадатов, Мадатов, где-то я тоже эту фамилию слышал… Точно! Он женился на фрейлине жены брата. Софья… Софья Муханова. Значит, она туда спряталась – за Кавказ. Хорошо!

Но тон императора не предвещал ничего хорошего ни бывшей фрейлине Елизаветы Алексеевны, ни ее храброму мужу.

– Ну, а теперь все-таки к делу. Поедешь в Тифлис. Буду рад, если ты до него доберешься. Но не удивлюсь, если вы с Ермоловым встретитесь перед Кавказом где-нибудь здесь, не на Тереке, а на Кубани. Впрочем, я уже послал туда Дибича, он поможет. В любом случае, Кавказ нам нужен. Здесь, по хребту, граница Российской империи. Но и то, что дальше, тоже желательно сохранить. Свои рубежи легче защищать извне, нежели изнутри. Главный же враг наш – Турция. Она стоит на Черноморском побережье, она угрожает Грузии, она угрожает Крыму. Она держит Грецию, держит придунайские княжества. Десятки миллионов христиан под пятой у султана. Персия наш враг по недоразумению и наущению англичан. Войну эту надо заканчивать быстро. Но на территории персов. Как можно ближе к резиденции шаха. А замирившись, заключив договор на наших условиях, повернуть орудия и штыки к западу. Турки – враги тебе, Иван Федорович, известные. И персов надобно убедить, что не Россия враг им, но – Турция. А когда повернемся спиной к Индии, и англичане перестанут беспокоиться нашим присутствием.

– Остаются проливы, Ваше Величество, – осмелился вставить Паскевич. – В прошлую войну с Турцией англичане, хотя и наши союзники, предпочитали оставить Босфор турецким, чем увидеть его в наших руках.

– Да, англичанка гадит, где только может, – отозвался Николай Павлович, не отрываясь от карты. – Ну да о проливах поговорим, когда их увидим. Пока же, отец-командир, перед нами Иран. Поезжай, осмотрись и заканчивай. И все делать надобно быстро…

III

Иосиф Антонович Реут[22], командир сорок второго егерского, был в смятении. Два приказа лежали у него на столе, три донесения, и свести пять документов в один он никак не видел возможным.

Полтора месяца назад военный правитель трех закавказских провинций генерал-майор князь Мадатов объявил ему, что отбывает в отпуск по болезни. Полковник Реут и сам видел, что у князя больные легкие. Из каждой поездки по стране он возвращался измученный и еще несколько дней отлеживался в своем доме, прежде чем отправиться дальше в Тифлис. В столице его ждал командующий, в столице у него также был дом, которым управляла жена, княгиня Софья Александровна. Мадатов перевез ее в город из-под Шуши, после того как на Чинахчи, родовое имение Мадатова, напала большая банда, которую вел знаменитый в горах белад Абдул-бек табасаранский.

Здесь же, под Шушой князь продолжал удерживать дом, наполовину особняк, наполовину замок, какими, впрочем, были все места обитания знатных людей Кавказа в то смутное время. Крепкие, высокие стены, надежные люди, порох, свинец, кинжалы да шашки – все имелось и в доме Мадатовых, а управлял средствами жизни Петрос Мурадян, мрачный, неразговорчивый человек, казавшийся, под стать своему имени, высеченным из камня. Под его-то присмотром князь отлеживался, прежде чем решался предстать перед глазами жены и начальства.

Реут уже опасался, что в один несчастливый день князь вовсе не вернется или же, раскинувшись на тахте в своем кабинете, не сумеет подняться. А потому и не был особенно удивлен, узнав, что генерал-майор Мадатов отбывает лечиться в Горячеводск, а его – командира сорок второго егерского, оставляют старшим по военной части.

Оба они, и генерал, и полковник, знали, что не слишком удачное время было для отпуска. Но знали и оба, что болезнь никогда не подступает в дни относительно свободные, а, напротив, накидывается именно в тот момент, когда и прочие дела грозят задушить, задавить, расплющить. Оставшись один, Реут постарался прежде всего увеличить число лазутчиков. Здесь он вполне полагался на того же Петроса Мурадяна, которого ему отрекомендовал генерал Мадатов. И дважды в день, утром и вечером, Петрос приходил к полковнику в дом, который тот избрал своей штаб-квартирой. Входил, садился без приглашения у стены и спокойно ждал, пока полковник завершит другие дела и отошлет из помещения лишних. После этого приближался к столу, доставал из газыря черкески лист бумаги, исписанный мелким почерком и свернутый в тугую трубочку. Расправлял донесение на столе перед Реутом и тут же, на словах, пересказывал полковнику суть сообщения. Кто доставлял эти новости, кто их заносил на бумагу, Реут не знал и не считал нужным допытываться. Единственный раз, в первый же день он задал Петросу ненужный вопрос. И тот объяснил русскому офицеру совершенно спокойно, что сведения доставляют ему, Петросу, надежные люди. И будут доверять ему дальше, если, конечно, он, Мурадян, никому не откроет их имена. Именно он, Петрос, и намерен держать ответ и за точность фактов, и за безопасность тех, кто их сообщил.

Главное донесение сегодняшнего утра сообщало, что армия Аббаса-Мирзы позавчерашний день перешагнула Аракс и движется на Шушу. Под началом наследника иранского трона шестьдесят тысяч конницы и пехоты да около трех десятков орудий. Кроме того, посланцы Насиб-Султанэ скачут во всех направлениях и будоражат местных татар.

Зная местные обычаи и привычки, Реут поделил число персов надвое, но все равно выходило ужасно много. Он не сомневался, что главное направление неприятеля будет на Карабах, как кратчайший маршрут к Тифлису. А он может выставить против накатывающейся массы едва ли три тысячи штыков и шашек. Один батальон стоял в Шемахе, ближе к Каспию, другой выдвинут был к границе, в Герюсы. И под рукой Реута оставалось всего пять егерских рот да четыре сотни казаков полка майора Молчанова.

Не то чтобы Реута пугали числа. Он был с Котляревским при штурме Ахалкалаки[23] еще молодым поручиком и получил за сражение орден Святого Георгия. Но его знания, его ощущения никак не подкреплялись приказами главнокомандующего. Как человек военный он привык исполнять распоряжения. Беда заключалась в том, что оба приказа, подписанные Ермоловым, друг другу противоречили, и оба были неисполнимы.