Колдун мрачно улыбнулся и направился в сырые кусты бузины. Затрещали ветки, вспорхнул потревоженный чиж, и все затихло. Колдуна и след простыл; он словно растворился прямо в каменной стене склепа.

– Какой странный господин, – заметила я и нервно хихикнула. Напряжение все еще не отпускало, руки мелко дрожали. – Истории ему какие-то подавай! О чем это он?!

– Понятия не имею. Надеюсь, он не считает тебя своим врагом. Маги не отличаются великодушием. И они все с причудами.

Малалио выразительно покрутил пальцем возле виска.

– Я ему не враг, – ответила я с досадой. – У него нет причин на меня дуться. Господин Малалио, я не преступница, сколько можно повторять!

– Конечно-конечно! – отозвался Малалио слишком поспешно. Он попрощался, а я отправилась в книжную лавку – больше мне податься было некуда.

Чем ближе я подходила к лавке, тем медленнее шагала. Возвращаться туда не хотелось. При воспоминании о пыльных книжных корешках и темных комнатах меня мороз продирал по коже.

Нет, это не мой дом, я не могу назвать его своим.

Все тут чужое. Все не так, как представлялось. Негостеприимный мир, страшная сказка! Эти кукольные крыши, аккуратные камни мостовой, медные флюгера. На улице никого нет – пасмурно, дождь. Люди сидят по домам, и никому нет дела до иноземки. Негде искать помощи. Я предоставлена самой себе.

И тут меня пронзило такое острое чувство тоски по дому, что я даже застонала.

Как же хорошо в моей квартире на Земле! Пусть она небольшая, и дед постоянно заходит в мою комнату и мешает играть на компьютере, и мама вечно ворчит, а сестры дразнятся... как же я по ним соскучилась! Как я могла сбежать от них! Такой невезучей недотепе надо сидеть в своей норе и носа не высовывать.

А теперь даже весточку родне послать затруднительно. В течение трех месяцев связи с Землей нет. Если только удастся найти мага, который сможет это сделать. Такие маги есть в столице.

Мной овладела жажда действий. Я повернулась и отправилась искать почту. Напишу консулу, потребую что-то сделать. Пригрожу судом. Пусть он заберет меня в столицу, подальше от этого ужасного места! Я не могу сидеть в Лиллидоре три месяца.

Здание почты я видела вчера возле магистратуры и нашла ее без труда: аккуратное одноэтажное здание с будкой голубятни над зеленой крышей. Над входом висел медный рожок с крыльями.

Обстановка внутри была симпатичная, и я немного воспрянула духом. Тепло, желтые доски пола приятно поскрипывают под ногами, в углу возвышаются медные весы с навершием-голубем, пахнет клеем и влажной бумагой.

За деревянной перегородкой сидел прыщавый юноша в синей униформе. Он вытаращил на меня подслеповатые глаза, капнул на руку горячим сургучом, охнул и только потом поздоровался.

Пока я писала письма, стараясь не заляпать бумагу чернилами, он прятался за прилавком и носа не высовывал.

Я написала консулу два письма – для надежности – и попросила отправить одно почтовой каретой, а другое – голубем.

– Скажите, в городе есть маг, который может передавать сообщения через зеркала или… какими-то другими магическими способами?

Мальчишка замотал головой.

– Нет, барышня иноземка… госпожа Бармалан, – поправился он. Я вздрогнула – от звуков нового имени коробило. – Магические средства связи стоят дорого и используются только для важных правительственных депеш.

– Значит, магов в Лиллидоре нет… – огорчилась я.

Мальчишка неловко поежился.

– Только госпожа Таффита. Но она очень стара и больше не занимается волшбой. Ей запрещено... – добавил он тихим голосом и прикусил губу, как будто сболтнул лишнего.

– Где она живет?

– За прачечной. Но она вас не пустит к себе. Старая ведьма давно выжила из ума. Даже не думайте!

Он схватил печать и энергично шлепнул ей по конверту.

Значит, на магию надежды нет. Но к старой Таффите все же стоит заглянуть; вдруг у нее завалялось волшебное зеркало или хрустальный шар, через который я смогу связаться со своим миром в обход консула.

Я вздохнула и открыла дверь на улицу.

И столкнулась с мужчиной, который в этот момент входил в здание почты.

Мое лицо впечаталось в сырую шерсть его сюртука, прядь зацепилась за пуговицу, и когда я попыталась отпрянуть, ойкнула от боли, чуть не выдрав себе клок волос.

– Прошу прощения! – произнес над моей головой звучный голос; перед глазами мелькнули длинные крепкие пальцы и освободили локон.

Я подняла лицо и уставилась в светло-карие глаза под грозными бровями.

«Орлиные глаза», мелькнуло у меня в голове. Край радужки обрамляет темный ободок, ресницы короткие и густые, взгляд острый и надменный.

И тут же мои щеки вспыхнули. Передо мной стоял тот самый черноволосый путник и разглядывал меня, как снайпер мишень. Я поскорее отступила на шаг.

– Вы не пострадали? – осведомился он.

Я хихикнула.

Черт, опять! Опять я смеюсь как дурочка, когда со мной говорит симпатичный парень. Но каждый раз, когда я его встречаю – сегодня в третий! – меня словно током прошибает.

Впрочем, слово «парень» к нему как-то не клеится. «Парень» – это кто-то бесшабашный, незрелый. А этот – молодой, уверенный мужчина. Типичный вирилл – джентльмен по-нашему. И смотрит на меня. как-то нехорошо. Слишком уж беззастенчиво и неодобрительно. Хотя держится безупречно.

– Все в порядке, – пробормотала я и скорее выскочила на улицу.

Но у приоткрытого окна почты не удержалась – заглянула внутрь. И услышала, как черноволосый властно спрашивает у почтового мальчишки:

– Сейчас отсюда вышла иноземка. Вдова Бармалана. Что она хотела?

Я прижала руку к заколотившемуся сердцу. Почему он задал такой вопрос? Да еще таким тоном? Но дальше послушать не получилось, потому что незнакомец повернулся и чуть не заметил меня. Да еще подъехала груженая тюками карета. Из нее вышел служащий и принялся ругаться с возницей.

Стоило пройти несколько шагов, как голова закружилась, улица перед глазами поплыла, а живот сдавило тошнотой.

В последние дни я плохо питалась и плохо спала. На кухне Бармалана пусто – последний сухарь сгрызен вчера вечером. Придется зайти в лавку и купить еды.

Открыла кошелек и заглянула внутрь. Там сиротливо болтались два последних элена. Письма в столицу обошлись в копеечку.

Что можно купить на два элена? Чуток крупы, кружку молока... может, на хлеб хватит.

Ноздри пощекотал сладкий запах ванили. Я проходила мимо кондитерской лавки, и ноги сами понесли меня к двери, выкрашенной в приятный розовый цвет.

Меня манили не только аромат выпечки и вид пирожных. За стеклом витрины хлопотала продавщица, которая так ласково обошлась со мной два дня назад. Куда больше еды мне требовалось простое человеческое сочувствие.