– Козы, кабаны, олени, дикие кролики. Если повезет, можно напасть на фазанов и куропаточек… В общем, я в этот день думал об охоте, а это был октябрь и пятница, и охота была уже несколько недель как разрешена. До этого погода стояла хуже некуда…

Он отвернулся от карты и снова уселся в кресло.

– Лило как из ведра. А тут посветило хорошей погодой на выходные. Я ведь член охотничьего общества Мозеля, и мы с приятелями собирались попользоваться солнышком на всю катушку. Я поехал сделать прикидку, посмотреть, в каком состоянии лес, дорожки, тропки. Люблю смотреть, как поднимается солнце над лесом, люблю сырой лесной запах…

«Ты же жандарм, парень, а не лесник», – подумал Марк, но воздержался от замечаний.

Благожелательное добродушие Музелье не вызывало у него большого доверия, но пока он не мог найти зацепки, чтобы заглянуть, что под ним прячется.

Марк вздохнул и вернул собеседника к пожару.

– Так, значит, вы с дороги заметили дым? – спросил он.

– С дороги. А ехал я тогда на служебной машине, надо сказать, классном «Мегане», так что сразу предупредил по радио и пожарных, и коллег.

– А затем поехали сами туда, где горело?

– Да, поехал. Хотел убедиться, что пожарные приехали, что никто не пострадал, ни охотник какой-нибудь, ни прохожий. Это ведь нормально?

– Да. Это же ваша работа.

– Спасибо, что вы это понимаете.

Музелье улыбнулся и протер полой рубашки свои темные очки «Рэй-Бэн Авиатор».

Но Карадек вцепился в него мертвой хваткой и не собирался отпускать.

– Если позволите, задам вам еще пару вопросов.

– Только поскорее, – отозвался Музелье, глядя на часы. – Мне пора ехать. Там у меня ребята на четвертой автотрассе, фермеры устроили заграждение…

Карадек оборвал его.

– Я просмотрел газеты того времени. В статьях почти нет информации о машине Киффера. Той, где нашли материал для анализа на ДНК Клэр Карлайл.

– Там были не только отпечатки пальцев этой девушки, – сообщил жандарм. – Там были следы всех остальных его жертв. И знаете почему? Потому что в этом автомобиле ненормальный возил их всех. Когда прибыли эксперты, я посмотрел, как был устроен его катафалк. По-другому не скажешь. Киффер оборудовал у себя в машине что-то вроде сундука или клетки, и она была похожа на гроб.

Карадек порылся в кармане и достал газетную статью, которую прихватил со стола Рафаэля.

– Единственная фотография, какую я мог найти, – сказал он, протягивая вырезку жандарму.

Музелье посмотрел на фотографию, черно-белую, с крупным зерном.

– Точно, его машина, внедорожник «Ниссан Навара».

– А сзади что?

– Мотоцикл Киффера. «Мотокросс 125». Лежал в багажнике внедорожника.

– Зачем?

– Откуда я знаю?

– Но вы же полицейский, у вас должно быть объяснение.

Музелье покачал головой.

– Я об этом не думал. Я же сказал вам, что не я вел расследование. Скажите, может, как коллеги, перейдем на «ты»?

– Конечно, – сразу же согласился Марк. – А ты встречал Киффера до того, как все это обнаружилось?

– Никогда. Не видел и не слышал.

– Но ты же в лесу охотишься.

– Лес-то огромный, – отозвался Музелье, вставая и натягивая китель. – Ну, мне пора.

– Последний вопрос, если позволишь, – попросил Карадек, продолжая сидеть. – Прошло десять лет, а ты помнишь марку машины Киффера. Фотка-то никудышная. Как такое могло быть?

Жандарм и глазом не моргнул.

– Да все из-за этого Буассо. Я-то думал, что ты из-за него пришел меня расспрашивать.

– Расскажи, что за Буассо.

Поколебавшись несколько секунд, Музелье снова сел. Разговор этот его забавлял. Ему нравилась игра в кошки-мышки, где на его стороне все преимущества.

– Семью Буассо-Депре знаешь?

Марк отрицательно покачал головой.

– Ничего, не ты один. Мало кто их знает, даже в наших местах. А между прочим, их фамилия в списке ста пятидесяти самых крупных землевладельцев Франции. Очень скромные люди из старинного рода нансийских заводчиков. Сейчас они скромно возглавляют империю по продаже стройматериалов.

– Какое отношение они имеют к моему делу?

Музелье было приятно нетерпение собеседника.

– Представь себе, что полгода назад ко мне сюда пожаловал один из отпрысков этого семейства – Максим Буассо, паренек лет двадцати, тощий, нервозный, явно не в себе. Сидел на том же самом месте, что и ты, говорил бестолково и беспорядочно. Сообщил, что посещает психотерапевта и врачиха ему посоветовала навестить меня, чтобы его наконец-то признали жертвой…

– А покороче можно? – не стерпел Карадек.

– Как бы знать, что нас ждет в конце!.. В общем, я внимательно выслушал его словоизлияния, и вот что выяснилось: двадцать четвертого октября две тысячи седьмого года паренек в возрасте десяти лет – так он по крайней мере рассказывал – был похищен среди бела дня в центре Нанси.

– Двадцать четвертого октября? За два дня до пожара?

– Точно так. Молниеносная операция. И суток не прошло между похищением и вручением выкупа. Паренек сказал, что у него тогда хватило присутствия духа, и он запомнил номер машины своего похитителя. Девять лет спустя он нам назвал его. Мы ввели его в компьютер, и что увидели? Догадайся!

– Что это был номер машины Киффера, – тут же выдал Марк.

– В точку! Согласись, улет полный! Сначала я решил, что парень фантазирует, сам посуди – в прессе об этом мальце не было ни слова.

– Что еще тебе сказал Буассо?

– По его словам, папаша заплатил выкуп без промедления и ни слова не сказал полиции. Обмен произошел в лесу. Кифферу отсыпали в желтую матерчатую сумку пятьсот тысяч евро.

Услышав про цвет сумки, Марк почувствовал, как у него по жилам побежал адреналин, но лицо осталось по-прежнему бесстрастным. Он не собирался делать подарки этому жандарму.

– Парень рассказал что-нибудь о том, как его содержали? Посягательства? Пытки?

– Нет, он сказал, что Киффер его не трогал. Потом несколько запутался. То говорил, что у Киффера была помощница, то отрицал это.

Помощница?

– С какой стати он к тебе заявился?

– С той же самой, что и ты. Влез в Интернет и наткнулся на мое имя. Его часто упоминали тогда в газетных статьях.

– Почему родители не подали жалобу?

– Чтобы дело не получило огласки. В этом-то сын и упрекает родителей. Но Буассо-Депре сочли, что нормально уладили дело. Полмиллиона для них – несерьезная сумма, если избавляет их от газетной шумихи. Молчание – золото, эта поговорка имеет для них прямой смысл.