Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек называет правдой свою точку зрения на происходящее.
Такси миновало Бруклинский мост, и я оказался на кипящем жизнью Манхэттене. С тех пор, как родился Тео, я не приезжал сюда, и только сейчас почувствовал, как мне не хватало этого серого неба и магического биения жизни.
Я познакомился с Нью-Йорком в восемнадцать лет. Окончив школу, помчался в Америку за девушкой-датчанкой, в которую был влюблен. Кристина устроилась помогать по хозяйству и изучать страну в Верхнем Ист-Сайде, но через три недели решила, что нашей с ней идиллии пришел конец. Я не был к этому готов, чуть не сошел с ума от горя, но магия удивительного города, который я открыл для себя, очень быстро излечила от первой любовной неудачи.
Я прожил на Манхэттене год. Несколько недель работал в закусочной на Мэдисон-авеню, потом перебивался всякими мелкими работенками: продавал мороженое, был официантом во французском ресторане, дежурил в видеоклубе, работал в книжном магазине в Ист-Сайде. Думаю, что это был самый значимый период в моей жизни. В Нью-Йорке я встретил людей, которые оставили во мне неизгладимый след; там я прожил события, которые во многом определили мою последующую жизнь. С тех пор, каждый год до рождения Тео, я приезжал в Нью-Йорк весной и осенью – и всегда с неизменным воодушевлением.
В самолете я воспользовался вай-фаем и обменялся посланиями с администрацией «Бридж Клаб», гостиницы в квартале Трайбека, где я останавливался на протяжении десяти лет и которая не имела никакого отношения к любителям карточной игры. При необходимости в гостинице можно было заказать услуги няни, и я попросил няню для сына, чтобы спокойно продолжать заниматься розысками. Еще я попросил в аренду коляску и дал список покупок, которые администрация любезно готова была сделать за меня: две упаковки памперсов 12–15 кг, влажные салфетки, вата, очищающее молочко и упаковку детского питания.
«Сразу видно, что сыночек у вас не немой», – заметила мне стюардесса, когда мы приземлились. Эвфемизм мне понравился, а за Тео было стыдно. Он вел себя невыносимо. От усталости и перевозбуждения бесился весь долгий перелет, ни минутки не посидел спокойно и доставил массу неприятностей и персоналу, и пассажирам бизнес-класса. Заснул мой Тео только в такси по дороге в «Бридж Клаб».
Мы приехали в гостиницу, но я не стал тратить времени на разборку чемодана. Поменял Тео памперс и уложил его спать, доверив дальнейшие заботы о нем бэбиситтеру по имени Марике, немке-красавице, о которой моя бабушка непременно сказала бы: «Слишком хороша, чтобы быть честной девушкой».
Пять часов вечера. Что ж, нырнем в могучий городской вал. Шумная улица, все вокруг сияет и мигает. Беспощадный бой за такси. В такое время дня на метро доберешься скорее. Я спустился в метро на Чеймберс-стрит, взял направление на север и через полчаса поднимался по лестнице на станции «125-я улица».
Я не слишком хорошо знал Гарлем. В 90-х годах, когда я впервые попал в Нью-Йорк, квартал отличался ветхостью и пользовался дурной славой, так что никому и в голову не пришло бы поселиться там на каникулах. Как положено туристу, я прошелся по улицам, послушал госпелы и сфотографировал неоновый портал театра «Аполло» – на большее не отважился.
Теперь я неторопливо шел по тротуару, с любопытством посматривая, что здесь изменилось. В самолете я прочитал статью, в которой говорилось, что строительные компании недавно возродили южную часть Гарлема, назвав ее Соха и надеясь, что акроним поможет воспринимать ее как новую и современную.
Действительно, я не видел больше закоулков и тупиков, и улицы были точь-в-точь как из туристического гида.
На 125-й улице – она называлась еще и бульвар Мартина Лютера Кинга – я нашел все, что так любил на Манхэттене. Наэлектризованный воздух, гудение сирен, вихри света, цвета, запахов, голосов. Металлические тележки продавцов хот-догов и брецелей[13], огромные оранжевые с белым панно, плюмажи белого дыма, несмолкаемое журчание продавцов, сидящих под ветхими зонтиками и желающих всучить вам свой товар… Словом, непередаваемое, пьянящее ощущение чудесно организованного хаоса.
Как только я свернул в сторону от кипящей артерии, вокруг воцарились тишина и спокойствие. Мне хватило нескольких минут, чтобы сориентироваться и найти искомую Билберри-стрит: совершенно уникальную улицу, втиснутую между 131-й и 132-й, перпендикулярно бульвару Малькольм-Икс.
Этим летним предвечерьем я, шагая навстречу детству Клэр, находился вовсе не в Гарлеме – я был на Дальнем Юге, в штате Джорджия или Каролина, может быть, в Саванне или в Чарльстоне.
Я шел по следам «девушки из Бруклина».
Мозель, автотрасса А4
Направление 44: Фальсбур / Сарбур
Дожидаясь своей очереди перед единственной кабинкой, принимающей плату, Марк Карадек то поглядывал на заслуженные швейцарские часы на руке, то тер глаза. В горле у него пересохло, глаза слипались. Он выехал из Парижа около одиннадцати и за четыре с половиной часа отмахал около четырехсот пятидесяти километров с одной-единственной остановкой – на бензоколонке под Верденом, где залил себе полный бак.
Полицейский протянул горсть мелочи служащему и тронулся по шоссе в сторону Фальсбура.
Старинная крепость, красовавшаяся на окраине природного парка в Вогезах, была последним городом Лотарингии – за ней начинался Эльзас. Марк притормозил свой «Рейнджровер» на залитой солнцем площади д’Арм, закурил сигарету и приложил ладонь козырьком к глазам, чтобы получше рассмотреть окружающее. Старинное цвета охры здание казарм, бронзовая статуя генерала Империи – могучие, куда больше всего окружающего памятники воинственного прошлого городка.
Памятники не такой уж давней эпохи. Эпохи, когда двадцатилетние мальчики маршировали здесь на военных парадах, а потом уходили, чтобы стать пушечным мясом. Марку вспомнился дедушка, «убитый врагом» в декабре 1915-го в Мэн-де-Масинь в Шампани. Сегодня, по счастью, площадь была совершенно мирной. Ни стука сапогов, ни воинственных песен; люди сидели за столиками на террасах под каштанами, улыбались и пили кофе.
Марк воспользовался долгой дорогой от Парижа, чтобы собрать информацию. Ему хватило нескольких телефонных звонков, и он напал на след Франка Музелье, жандарма, который поднял тревогу и приехал первым на место пожара, когда горел дома Хайнца Киффера. В настоящее время офицер возглавлял отряд быстрого реагирования в жандармерии Фальсбура. Марк поговорил с дежурной по отделению и без труда договорился о встрече. Собеседница сообщила, что жандармерия находится в том же здании, что и мэрия. Марк уточнил дорогу у парня, который стриг кусты, и зашагал через площадь, вымощенную серым и розовым гранитом.