тело не юноши, а зрелого мужчины приблизительно сорока лет, так что срок ссылки просто по определению не мог быть слишком долгим, чтобы не возбудить подозрений у коренных аватаров, которые в подавляющем большинстве не доживали и до пятидесяти.

Отряд свернул с мощёного булыжником тракта на лесную дорогу, и звонкий цокот копыт сменился мягким шуршанием в перемешку с противным чавканьем, когда дорогу перегораживала очередная лужа. Впереди усталых путников ждал заслуженный отдых во вполне приличном трактире, расположенном на окраине небольшого зажиточного городка под названием Свенбург. В городке практически отсутствовали обычные для подобных поселений толпы нищих и воров. Причиной сего феномена был густой, почти непроходимый лес, окружавший Свенбург словно крепостной стеной. Вран наткнулся на этот городок по чистой случайности, когда в очередном рейде потерял проводника и заблудился. После двух суток плутания по лесным дебрям его отряд наконец вышел к прелестному в своей первозданной невинности городку, и придирчивый к бытовым удобствам лорд был приятно поражён чистотой и опрятностью местных домиков, самым большим и удобным из которых был трактир «Святой Сирин».

Кем был этот загадочный Сирин, оставалось только гадать. Врану так и не удалось найти такого святого в местных исторических анналах, да и в городской церквушке никаких упоминаний о нём не имелось. Зато рядом с церквушкой обнаружился совсем нехилый для такой глуши монастырь, вокруг которого, видимо, и вырос город Свенбург. Не исключено, что благочестие его жителей тоже объяснялось наличием сего источника святости и богоугодного образа жизни. Так или иначе, этот городишко был единственным приличным местом на сотни миль вокруг, а потому именно сюда Вран направил свой отряд. Увы, на этот раз Свенбург обманул его ожидания, уже на выезде из леса до ушей всадников донёсся странный, совершенно не свойственный для этого мирного поселения возбуждённый гул толпы.

Вран поднял руку, понуждая отряд остановиться, а сам медленно выехал на опушку, чтобы осмотреться. Соваться в местные разборки ему совершенно не хотелось, да и правила предписывали стационарным агентам всячески избегать вмешательства в дела аватаров, если для этого не было насущной необходимости. С пригорка Врану открылся замечательный вид на живописную долину, с расположившимся в низине монастырём и прилегающей к его воротам центральной площадью. Городские постройки поднимались по пологим зелёным склонам и окружали монастырские стены наподобие лепестков экзотического цветка. Обычно пустая площадь сейчас превратилась в настоящее людское море, причём это море ничем не напоминало штиль, люди кричали и размахивали руками, пытаясь протиснуться поближе к центру. И немудрено, ведь там, в центре их ждало захватывающее представление — сожжение живого человека.

— Что, опять? — Вран не удержался от раздражённого комментария, враз припомнив свои приключения в застенках инквизиции, закончившиеся костром. — И откуда только у аватаров взялась эта мерзкая привычка — поджаривать своих ближних?

Он пригляделся к несчастной жертве церковного произвола и помрачнел ещё больше. К столбу в центре помоста, обложенного со всех сторон вязанками хвороста, была привязана женщина, причём, судя по пышным чёрным волосам, нетронутым сединой, женщина молодая. Прежде чем Вран успел обдумать свои дальнейшие действия, он уже мчался к месту казни, а за ним, словно стая воронов, с гиканьем летел его отряд. Разгорячённые лошади врезались в толпу горожан и прошли сквозь неё как раскалённый до бела нож сквозь масло. Всадники вылетели к эшафоту и, повинуясь приказу своего командира, быстренько оттеснили монахов и охрану от уже начавшего заниматься костра.

Только тут Вран обратил свой взгляд на обречённую женщину и буквально застыл в ступоре. Это была совсем ещё молоденькая девушка, от силы лет семнадцати, однако поразил его отнюдь не её нежный возраст, а выражение лица. В глазах девушки совсем не было заметно страха или ненависти к палачам, обрекшим её на мучительную смерть, однако и смирения в них не наблюдалось, она смотрела на окружавшую её беснующуюся толпу с жалостью и даже сочувствием. Вран очень живо припомнил свой собственный недавний опыт в качестве топлива для костра и не смог ни отметить, что в его отношении к инквизиторам сочувствием даже не пахло. Да, ему тоже не было страшно, но он ведь точно знал, что уход на перевоплощение с полной потерей своей личности ему не грозит, а у этой малышки такого бонуса не имелось от слова совсем.

Девушка перевела свой взгляд на непонятно откуда взявшегося всадника и вдруг улыбнулась. Нет, всё-таки ей было страшно, вот теперь Вран это увидел совершенно чётко, только она запрятала свой ужас перед предстоящим кошмаром в самый дальний уголок своего сознания, где его не смогли бы разглядеть собравшиеся на представление горожане. Налетевший порыв ветра мазнул по тлеющему хворосту, и тот вспыхнул, враз скрыв тоненькую фигурку за стеной чёрного дыма. Вран подстегнул своего коня, вскочил с ногами на его круп и оттолкнувшись запрыгнул на высокий помост. Острое лезвие рассекло толстую верёвку словно шёлковую нить, и через секунду он уже снова стоял на земле, держа на руках свою слегка подкопчённую добычу.

Только тут Вран осознал, что впервые в жизни совершил спонтанный поступок, напрочь отключив рациональное мышление и отдавшись эмоциональному порыву. Для аэра это было сравни помешательству, чем-то совершенно немыслимым, но в тот момент сей аспект почему-то не вызвал у бывшего сталкера даже лёгкой растерянности. В противоположность Врану, монахи поначалу откровенно растерялись, но не надолго. Незапланированное освобождение малолетней преступницы каким-то неизвестным наглецом буквально воспламенило их сердца священной яростью. Не удивительно, что последствия спонтанности аэра не остались безнаказанными. Эти последствия не замедлили явиться в облике величественного мужчины в сутане, который бесстрашно рванулся к нарушителю, размахивая посохом и изрыгая проклятия. Вран, недолго думая, пнул ретивого служителя культа сапогом в живот, поскольку руки у него были заняты, отчего тот кувырком полетел на землю, вздымая облака пыли. Пока монах выбирался из опутавшей его ноги сутаны, всадники с обнажёнными палашами окружили своего командира плотным кольцом.

— Это ведьма, — завопил, отплёвываясь от пыли инквизитор, — спасая её, ты и сам станешь преступником пред законом божьим и человеческим.

— Я вне этой вашей юрисдикции, — честно признался аэр, чем привёл монаха уже в полное неистовство.

— Кара всё равно тебя настигнет, богохульник, — яростно завопил тот, однако при этом благоразумно остался сидеть в пыли, видимо, по причине того, что отблеск пламени на обнажённых клинках весьма воинственно настроенных всадников слепил ему глаза.

Вран передал спасённую девушку одному из гвардейцев и свистом подозвал своего коня, перепуганного не столько жаром костра, сколько акробатическим этюдом своего хозяина, от которого бедное животное никак не могло ожидать столь неадекватного поведения.