— А ты уверена, что в тебе не говорит то, что это проект твоего отца?

— Это проект Габриэля Мирта, — твердо ответила она. — Я говорю так не из умозрительных заключений. Я видела все наработки и бумаги отца, которые Габриэль чудом нашел и сохранил. И видела, во что превратил это сам Габриэль. Если бы ты увидел, ты тоже понял.

— Мне достаточно того, что я вижу в твоих глазах, моя увлеченная леди.

— Папа мечтал о чем-то подобном. Он хотел сделать мир доступнее. Проще. Если бы не… — Мисс Амелия замолчала, кусая губы.

Мистер Леннорман дал ей перевести дух и не торопил с продолжением, поэтому она заговорила сама:

— Если бы не Призыв Просвещения. Король Вильгельм поддерживал папины идеи. Помню, как папа говорил о том, что наш король мечтает сделать Бриттскую империю единой, мечтает о едином союзе с Хань, мечтает закончить войны и все силы мира бросить на развитие прогресса и цивилизации. Король Вильгельм был так погружен во все новшества паровых технологий… Я знаю, ты не поддержишь меня, но я убеждена, что с появлением Парламента мы сделали шаг назад — от того, что могло бы быть.

— Тише, девочка моя, тише… — чуть нахмурился мистер Леннорман. — Я не сказал, что я не поддержу тебя. Но о таких вещах не стоит говорить в публичных местах.

— Я не столь важная персона, чтобы на меня были устремлены сотни глаз и ушей!

— О, милая. Так ты еще не поняла?

— Дядюшка, ты о чем?

— Чем ближе Выставка, тем более важной персоной ты становишься. Даже Габриэль Мирт остается в тени своего изобретения, прячась в сумраке своего поместья. Ты же остаешься на виду. Именно ты поведешь паровую машину по первой в мире железной дороге.

— Ох…

Мисс Амелия вздохнула. Ей еще не приходилось взглянуть на ситуацию в таком ключе. Но по всему выходило, что дядюшка совершенно прав.

* * *

— Пройдемся, милая? — спросил мистер Леннорман, когда кофейник опустел, а на тарелке с пирожным остались лишь меренговые крошки. — Погода прекрасная, грех упустить возможность пройтись бок о бок с такой прекрасной девушкой. Когда еще представится шанс!

— О, дядюшка! — засмеялась Амелия.

Вместе они пошли вдоль набережной. Мистер Леннорман бережно придерживал племянницу под руку.

— Говорят, в ближайшие дни пройдет заседание Парламента. Не иначе как будут подготавливать почву для появления паровой машины. Ведь мало будет ее представить! Надо будет создать условия для того, чтобы сделать ее частью простого, бытового мира. Вряд ли лунденбурхцы сейчас все как один готовы к возможности в считаные часы добраться до Эденесбурха…

— О, им только надо увидеть паровую машину в деле!

— Как ни прискорбно, но не все готовы принимать прогресс сразу и безоговорочно…

— Дядюшка! Мы говорим о тех людях, которые безропотно склонили головы перед Призывом Просвещения и позволили…

— Тссс! Амелия, дитя мое, не стоит столько громко говорить о таких вещах. Особенно прилюдно. И потом, Призыв Просвещения как раз встал на путь столь уважаемого тобой прогресса. Прошло всего шесть лет, а наша жизнь наполнилась техническими изобретениями, которые вряд ли были возможны, учитывая некоторый консерватизм покойной королевской семьи.

Мисс Амелия притихла. Разговор зачах сам собою. Мистер Леннорман задумался о том, сколько на самом деле правды было в его словах — и по всему выходило, что достаточно. Ведь это и была изначальная цель Призыва Просвещения — создание гармоничного, прогрессивного общества. Фаэ давно покинули земли людей, и глупо было дальше слепо продолжать следовать старым законам и традициям. Призыв Просвещения был затеян ради того, чтобы искоренить давний страх перед холодным железом, чтобы вручить людям бразды правления над самими собой.

Мистер Леннорман очень хорошо помнил, как все начиналось. Тогда никто и помыслить не мог, какой кровавый переворот замышляют чистые помыслом проповедники Призыва. И мистер Черч, нынешний глава Парламента, не нес и нескольких капель ответственности за жизни королевской семьи. Это были другие люди — те, кто решил, что может распоряжаться серебряной кровью и проливать ее на бриттскую землю.

Вряд ли кто-то когда-то узнает, кто именно отдал приказ убить королевскую семью. Но вот итог — кровь Блюбеллов в опале, а все его приверженцы так или иначе устранены.

И одним из этих приверженцев был Гилдерой Эконит, а значит, Амелия никогда не прислушается к доводам разума — особенно в тот момент, когда ей в руки дали возможность исправить хоть что-то.

Мистер Леннорман находился к королевскому двору ближе, чем хотелось бы ему самому — в частности, именно из-за стремлений Гилдероя Эконита наладить прогресс. Консервативность Чарльза Блюбелла никогда не казалась ему помехой. Он предлагал свои идеи снова и снова, говорил о них, воодушевлял наследников картинами прекрасного будущего. Все ради того, чтобы наследников почти не осталось, а его идеи были спасены разве что чудом.

Чудом был Габриэль Мирт, и мистер Леннорман недостаточно знал его, чтобы составить собственное суждение, но обладал достаточным количеством информации, чтобы спокойно оставлять Амелию на попечение этому человеку. Габриэль Мирт, как было ему известно, половину жизни провел в одном из поместий под Лунденбурхом, на землях Охотника фаэ, вместе со старшим сыном короля Блюбелла. Принц Андерс в свое время наделал немало шума, против воли отца женившись на эллинке и публично отрекшись от престола. С тех пор утекло немало воды. Принц Андерс и принцесса Милана живут в Элладе и с тех пор ни разу не высказывали желания навестить родину. Мистер Мирт приобрел особняк в городе и превратил его в обиталище сумасшедшего ученого. Да еще и, судя по оговоркам Амелии, приволок туда королевскую горгулью — и откуда только достал, не иначе как наследие принца Андерса — и дурит голову случайным посетителем, выдавая за предмет интерьера.

По словам Амелии, мистер Мирт и Поуп — так звали горгулью — находили это весьма забавным.

Словом, мистер Леннорман был совершенно уверен, что мистер Мирт был едва ли не единственным человеком в Лунденбурхе, кто, пострадав от Призыва Просвещения, едва не возглавил его. Кто способен обелить очерненное имя Гилдероя Эконита и заставить его дочь в прямом смысле направить Бриттские острова к новому будущему. Это одновременно воодушевляло и тревожило.

Репутация мистера Мирта ничем не была запятнана. Кажется, даже о его близости к королевской семье многие не знали, а кто знал, просто воспринимал как должное. Быть может, потому, что мистер Мирт скорбел тихо и скорбь свою направлял в дела. Может быть, потому, что обладал