Я все подробности помню; целую уйму подробностей, и я бы лучшие свои винтажные выкройки отдала, лишь бы забыть. Мама самого страшного не знает, я ей не рассказывала. Озвучить – это как заново прожить. И вот еще что: мама никогда на меня прежними глазами не смотрела бы, в этом я уверена. Потому и молчу.

– Пожалуй, дома останусь, – мягко говорит мама.

Врет: ей надо ехать, хоть камни с неба. Потому что на выставке будет одна из ее работ.

– Тебе решать. Я все равно ухожу. К Джонасу. Он для меня ужин готовит.

Говорю максимально спокойным тоном. На самом деле это Джонас придет сюда, чтобы мы с ним наедине побыли – ну и что? Какая разница-дразница?

Мама почти расслабляется, кулаки разжимает.

– Какой он милый, этот Джонас. Он здорово готовить умеет, да?

– Да.

У мамы уже сложился образ Джонаса – надежного друга, который просто неспособен на плохой поступок. Джонас весь такой адекватный, уравновешенный – живое свидетельство моего неминуемого выздоровления. Как-то мама встретила его на рынке, с младшими, и с тех пор только и говорит, что о добродетелях Джонаса – учтивости, серьезности, ответственности; и как чудесно, что я с таким хорошим мальчиком подружилась. Тут она права, да только Джонас не до такой степени хороший, чтобы в мамино отсутствие не явиться с целью приготовить ужин и остаток вечера провести со мной в спальне. Прикрываю рот ладонью, будто усиленно думаю. На самом деле – улыбку прячу.

– Ладно.

Мама берет ключи.

– Разговор на сегодня закончен – но только на сегодня. Скутер придется вернуть в магазин. Ты меня очень огорчила, Вив.

Часом позже появляется Джонас с большим бумажным пакетом. Меня этот пакет прямо заводит, как будто Джонас – мой гражданский муж, взрослый и самостоятельный, и вот принес покупки в наш просторный и стильный пляжный дом.

– Вовремя ты меня пригласила. Я как раз новые рецепты обдумываю, для ресторана. Вот сегодня один рецептик и опробуем, не будем терпеть до вечеринки.

– До какой вечеринки?

– По случаю твоего дня рождения.

– Ура, у меня будет вечеринка!

Хлопаю в ладоши, потому что уже представила и пестрые бумажные колпаки, и китайские фонарики. Джонас закатывает глаза.

– Ты же велела навести порядок в патио – вот я и навожу. Готовлюсь к знаменательной дате.

Джонас начинает выкладывать продукты на стол. Многие я впервые вижу. Например, вот этот зеленый пучок – вроде салат, но и не салат. Или вот этот розовый корнеплод – не иначе гибрид картофеля с редиской. Кастрюли, сковородки и лопатки ищем вместе, обшариваем Ричардовы кухонные шкафы. Мы-то с мамой ничего почти не готовим, я и не знаю, где у Ричарда что лежит. Джонас отправляет рыбу в духовку, а розовый корнеплод – красный картофель – в сотейник с кипящей водой.

Мама сказала, что вернется поздно. Не удивлюсь, если она, пропустив пару-тройку бокалов шампанского, притащит в дом какого-нибудь непризнанного гения от живописи. Наша ссора ее не остановит. Ближе к полуночи придет полное раскаяния сообщение; впрочем, раскаяние будет не той силы, чтобы заставить маму изменить планы. Не подумайте – я ее не осуждаю. Я все понимаю, честное слово. Маме любовь нужна. Дочерней любви недостаточно, вот она и ищет надежного, интересного и великодушного мужчину. Ищет методом проб и ошибок; малоэффективно, зато не скучно и уж точно лучше, чем дома сидеть в одиночестве.

Я к этому выводу не сама пришла, а с помощью маминой сестры. У нее после бокала вина язык развязывается; чего только не узнаешь о родной матери. Тетка несчастна с мужем и завидует, что мама брачными узами не связана (а вот до этого я сама додумалась).

Сидя на разделочном столе, болтаю ногами, неотрывно наблюдаю за Джонасом – как он тонко-претонко режет персики для салата, почти танцует между плитой, столом и раковиной под неслышимые джазовые вариации.

– Знаешь, Джонас, на твою работу смотреть – сплошное удовольствие. Правда-правда. Сказать, на что похоже? Ты будто на иностранном языке говоришь. Вот шла бы я, допустим, по улице, а навстречу – двое, болтают между собой по-испански. Я испанским не владею, но звучит красиво, и сразу видно – сами-то они друг друга отлично понимают. Так и ты – с едой на одной волне.

Джонас улыбается, помешивает что-то в кастрюльке – наверно, соус какой-нибудь.

– Готовить совсем не так уж трудно.

Конечно, ему не трудно – он ведь вырос в кулинарной среде.

– Слушай, Джонас, а что значит «выпаренный»? Вот в меню пишут – «заправка – выпаренный бальзамический уксус». Это как?

– Речь идет о технологии приготовления соуса. Нужно сначала разогреть ингредиенты в сотейнике, чтобы выпарилось некое количество жидкости. Объем уменьшится. То, что осталось, приобретает более насыщенный вкус и аромат. Иногда – дополнительную густоту.

– Вон оно что! Очень интересно.

Обнаруживаю, что мое лицо – вровень с его лицом.

Поскольку ракурс – новый, хватаю Джонаса за рубашку. Поцелуй из тех, в которые ныряешь с головой. Мои пальцы запутываются в темной шевелюре. Притягиваю Джонаса к себе. Ближе, еще ближе. Здравый смысл как ветром сдуло, рычаг уже дернули, поезд тронулся от платформы, взял разгон; меня несет, никакой стоп-кран не поможет. Сейчас, сейчас все случится.

Джонас отрывается от моих губ – наверно, хочет шепнуть что-нибудь сексуальное. Как бы не так. Вот что он выдает:

– Лосось сгорит.

Я уже улетела; чтобы спуститься с небес, мне нужно время – секунда, не меньше. Может, вы думаете: Виви уязвлена, ну как же – не закружила парню голову, вон он о лососе беспокоится; наверно, Виви недостаточно хорошо владеет языком. А вот и нет, в смысле, я ничуть не обиделась. Я легких путей не ищу, и простачки, которые на каждый мой порыв ведутся, мне вовсе не нужны. Скучно с ними. То ли дело – крепкий орешек Джонас Дэниэлс! Я ему весь рот помадой перепачкала, и теперь, с алыми отпечатками моих губ, Джонас стал аппетитнее любых деликатесов.

Вот он вынимает лосося из духовки. Отслеживаю каждое его движение.

– Джонас?

– Что?

– Ты шеф-поваром хочешь стать?

– Ну да.

Он ставит форму для запекания обратно в духовку, берет с плиты кастрюлю. Сливает воду в раковину. Кухню заполняет вкусный пар.

– Просто я на другой работе себя не представляю.

– То есть ты будешь поступать в кулинарную школу?

– Хотелось бы.

Джонас выкладывает красный картофель в миску, туда же льет молоко и добавляет кусочек сливочного масла. Жду подробностей, только Джонас раскалываться не спешит. Я же говорила – крепкий орешек.

Ладно, слегка надавим. Знаю, знаю: рассуждая о будущем, Джонас себя не в своей тарелке чувствует; но ему ведь полезно из скорлупы вылезти.