возрастов, сложения и мастей – брюнеток, блондинок, шатенок, огненно-рыжих. Лена тотчас заметила среди них кареглазую красотку – кажется, она была любимицей художника, во всяком случае, ей он посвятил наибольшее количество работ.

Полотна показались Лене действительно не лишенными оригинальности и мастерства: в них живо чувствовалась динамика, цвета были страстными и даже несколько агрессивными, линии рисунка острыми и изломанными. Она уже успела осмотреть половину работ, когда неожиданно почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Оглянувшись, Лена увидела на пороге клетушки представительного мужчину лет сорока пяти, плотного и коренастого, одетого в строгий черный костюм и белую рубашку.

– Добрый день, – проговорил он низким, глуховатым басом.

– Здравствуйте. – Лена сдержанно улыбнулась.

– Нравятся картины? – Мужчина не спеша приблизился к ней и остановился рядом, держа руки в карманах пиджака.

– Нравятся, – кивнула Лена, – особенно вот эта. – Она указала на один из портретов кареглазой.

На бронзовом от загара лице ее собеседника появилась улыбка.

– Я тоже люблю ее. Есть в ней какая-то… изюминка.

– Кто эта девушка?

– Алла? Натурщица. Лучшая в студии.

– Я не то имела в виду. – Лена посмотрела в очень светлые, почти прозрачные глаза коренастого. – Кто она вообще такая?

Он пожал плечами.

– Странный вопрос. Человек. Такой же, как я и вы.

– Сколько ей?

– Семнадцать.

– У нее что, нет семьи, родителей? Почему она позирует здесь, в мастерской?

– Семья у нее есть. Мать, отчим. – Коренастый замолчал и, не вынимая рук из карманов, прошелся взад-вперед.

– Она не ладит с ними? – догадалась та.

– Все проще. Отчим стал приставать, она не стерпела, ушла. Жила где придется, на вокзале, у случайных знакомых. Потом я ее подобрал, привел сюда.

– Вы? – Лена глянула на него с удивлением.

– Я.

– Вы… автор этих картин? – догадалась она.

– Да. Меня зовут Петр. – Он приветливо улыбнулся, но руки для пожатия не протянул.

– Елена.

– Я знаю, с кем вы пришли. С Деном. Угадал?

Лена кивнула. Мужчина окинул ее долгим и внимательным взглядом.

– Странно.

– Что «странно»? – не поняла она.

– Видеть рядом с ним такую женщину, как вы.

– Почему?

– Вы… совсем другого сорта, чем те, которые приходили сюда до сих пор.

– И много их сюда приходило с ним? – спокойно поинтересовалась Лена.

– Да нет, немного. Но достаточно. – Петр усмехнулся, отчего в уголках его прозрачных глаз появилась россыпь морщинок. Он немного помолчал, а потом произнес с некоторым сочувствием в голосе: – Что, неприятно?

– Да нет. В общем-то мне плевать. – Лена с деланым равнодушием пожала плечами.

– А вы сама художница?

– Нет. Я искусствовед.

Петр снова зашагал вдоль стены. Лена смотрела на него, раздумывая, стоит ли ему доверять. Затем осторожно спросила:

– Скажите, вы… хорошо знаете Дениса?

– Что значит хорошо? Год или чуть больше.

– Он… всегда вот так… с женщинами… – Она не договорила, чувствуя смущение.

– Нет, – невозмутимо проговорил Петр, поняв, – не всегда. Когда мы с ним познакомились, он пытался работать.

– В фастфуде? – обрадовалась Лена.

Петр рассмеялся.

– Только не там. Ден и фастфуд – вещи несовместимые. Он кидал булавы в переходе у трех вокзалов.

– Кидал булавы?

– Ну да. Жонглировал. А я продавал там свои картины. Надо сказать, обоим нам не шибко везло. Почти все, что удавалось заработать, приходилось отдавать местной «крыше». – Он остановился у одной из картин и замолчал, разглядывая полотно.

– А что потом? – тихо проговорила Лена.

– Потом я заметил, что на Дена лучше всего «клюют» дамочки в возрасте, те, кому за тридцать и старше. Почему-то он им шибко нравился, они стояли и глазели, как он работает. Ну я и сказанул как-то в шутку, пьяный был в зюзю, – мол, чего ты надрываешься, лучше подойди к одной из этих телок, сделай жалобные глазки и попроси бабок, типа, не хватает, чтобы добраться до дому. И для пущего куражу еще прибавил, что ему будет слабо так поступить.

– А он?

Петр, хитро прищурившись, поглядел на Лену.

– Видно, что вы мало знакомы. А то бы знали: если Дену говоришь «слабо», он стопудово тебе ответит «не слабо». Хоть ему с самолета предложат спрыгнуть.

– Что он сделал? Подошел?

– Разумеется. И дамочка недолго думая сунула ему пятисотку. Вот так. – Петр смачно прищелкнул языком. – С этого момента булавы ему стали ни к чему. Он и без них имел до «штуки» за день. А потом одна из благодетельниц пригласила его пожить у себя. Правда, очень скоро выгнала ко всем чертям, но финансовое положение за это время Ден поправил.

Лена вспомнила, что именно так Денис и называл свою деятельность – исправлением материального положения. Вот, значит, откуда идет эта терминология.

– Вы считаете Дена своим другом? – спросила она.

– Другом? Нет, скорее приятелем. У Дена вообще нет близких друзей, он волк-одиночка. Или нет, не волк – для этого у него зубы недостаточно острые, – а лис. Хитрый такой, рыжий. Но вообще-то он ничего парень, – голос Петра сделался мягче, – и, главное, не жмот. Если ему удавалось на время разбогатеть, всегда помогал тем, кто сидел в полной заднице.

– А вам?

Он опустил глаза.

– И мне. И Алке. И еще куче народа, например парнишке одному – тот в каком-то притоне поет, придурочный такой, волосы крашеные.

– Кузнечик, – машинально подсказала Лена.

– Точно, Кузнечик, – обрадовался Петр, нисколько не удивившись ее осведомленности.

– Между прочим, – медленно и отчетливо выговаривая слова, произнесла она, – Ден высокого мнения о ваших картинах. Он даже назвал их гениальными.

– Да что вы! – проговорил Петр с иронией. – Я польщен.

– Думаете, он кривил душой?

– Думаю, он болтал. Он всегда болтает что придется, если ему выгодно. И я… я бы посоветовал вам не слишком увлекаться всей этой петрушкой.

– Какой петрушкой?

Лицо Петра стало серьезным.

– Поверьте, дорогая Лена, я хорошо знаю женщин. Я столько их перерисовал – когда рисуешь человека, словно бы видишь изнутри его душу. Каждый ее уголок-закоулочек.

– Для чего вы мне это говорите? – холодно спросила Лена.

– Чтобы предостеречь. Не привязывайтесь к Дену чересчур сильно, а лучше всего – не привязывайтесь вовсе.

– Я и не собираюсь. Уже сказала: мне на него наплевать.

Петр ухмыльнулся.

– И поэтому вы задаете о нем десяток вопросов.

– Не десяток, а только один. Мне просто интересно.

– Плохо, когда человек становится настолько интересен. Это даже опасно.

– Глупости!

– Нет, не глупости.

– Слушайте, – проговорила Лена, глядя на Петра в упор, – мы говорим на разных языках, поэтому никогда не поймем друг друга. Я совсем не такая, какой вы меня себе представляете.

– А может быть, все наоборот? – Он наклонил голову, и в его взгляде мелькнула насмешка. – Это вы не представляете себе, какой являетесь на самом деле?

В дверях возник