с Бургиньонами. Никакой поход на Париж в этих обстоятельствах ему был не нужен. Ему и без этого со всех сторон слали приветствия французские города и городишки, выражая готовность признать его власть.

Отовсюду неслись восторженные крики:

— Да здравствует Карл, король Франции!

Вот он предел мечтаний! Вот она слава! Чего еще можно хотеть?

Жанна с ее бесконечными призывами идти на Париж короля Карла стала, как бы это помягче выразиться, «напрягать». Вот неугомонная девчонка! Ну — с заданием справилась, ну — сестра, но не до такой же степени. Двадцать один год тихо сидела в своем Домреми, а теперь хочет сразу и всего. С этим надо что-то делать…

И тут, как нельзя кстати, в среде королевских приближенных тоже началось недовольство активностью Жанны, мешавшей вести переговоры с герцогом Бургундским. Душой зреющего заговора были Жорж де ла Тремуй, ближайший советник короля, и архиепископ Реймсский Реньо де Шартр. Герцог Бургундский прислал своих послов для переговоров, это так важно для будущего Франции, а этот «символ национально-освободительного движения» с ее поспешностью и свойственной женщинам импульсивностью стал как палка в колесах.

Жорж де ла Тремуй и Реньо де Шартр рассуждали примерно так: девушка явно чего-то недопонимает, и ее следовало бы постепенно куда-нибудь убрать. Похоже, что и король стал с некоторых пор очень тяготиться своей зависимостью от нее, а ее необычайное влияние на армию просто испугало его. Вот и хорошо. Своей цели он добился, у нас тоже вроде бы все нормально, а эта своенравная дамочка никому из нас больше и не нужна.

Как видим, Жанна начала разочаровывать своих недавних покровителей. Она видела свою миссию в изгнании англичан из Франции, и ей были бесконечно чужды и придворные интриги, в которые ее пытались втянуть, и интересы «высокой» политики.

А без этого она переставала подходить для той роли, которую ей отводила верхушка французского духовенства, и чем явственнее убеждались в этом церковники из окружения Карла VII, тем быстрее остывал их первоначальный энтузиазм, уступая место подозрительности и страху. Особенно тревожило их распространение в различных районах Франции культа Орлеанской девы.

История знает немало культов святых, «спущенных сверху» и навязанных народу. В отличие от них культ Жанны д’Арк зародился в самой народной среде. Восхищение ее подвигами, любовь, благодарность — все эти чувства естественным для XV века образом приняли форму религиозного почитания. Жанне и впрямь начали воздавать такие почести, какие могли адресоваться только святой. В ее честь возводили алтари и часовни, служили мессы и устраивали процессии. Скульпторы и художники придавали ликам святых черты девушки из Домреми.

По словам историка Жюля Кишера, на юге страны, в Перигё, толпы народа слушали проповедь о «великих чудесах, совершенных во Франции заступничеством Девы, посланной Богом»; на севере, в оккупированной бургундцами Пикардии, муниципалитет Аббвиля заключил в тюрьму двух горожан только за то, что они произносили в адрес Жанны «бранные речи». «Все укрепились во мнении, — писал один бургундский хронист, — что эта женщина была святым созданием». Короче говоря, народ уже видел в ней самую настоящую святую.

Вот это-то больше всего и беспокоило французских церковников. Живая святая, да еще взбалмошная, активная, истеричная! Посмотрите, ее действия практически невозможно контролировать! Церковь по собственному опыту знала, насколько опасен бывает такой народный святой: пример пражского «революционера» Яна Гуса, которого пришлось сжечь на костре в 1415 году, был еще слишком свеж в памяти.

Вывод из всего вышесказанного делает Дмитрий Мережковский:

«Жанну все еще выставляют люди церкви и политики напоказ англичанам, как пугало, но сами втайне уже боятся ее или сомневаются в ней: «Что это за существо под видом женщины, Бог знает… А что, если и вправду ведьма? Какой позор — дьяволом восстановлены святые Лилии Франции!» — так, может быть, искренне думают почти все ближайшие сановники Карла и он сам иногда больше всех».

КАКОЙ ЕЩЕ ПОХОД НА ПАРИЖ?

А тем временем, пока Карл VII с упоением собирал стекающиеся отовсюду признания в верности, герцог Бэдфорд занимался укреплением Парижа.

4 августа 1429 года во главе мощной армии он выступил из Парижа в сторону Санлиса, оставив герцога Бургундского губернатором города.

15 августа английская и французская армии встали друг против друга неподалеку от замка Монтепийуа. Палило солнце, и в густой пыли, поднятой тысячами ног, отличить одних от других было почти невозможно.

Сражение казалось неизбежным. Однако войска весь день простояли в бездействии, а на следующий день обе стороны отступили, так и не решившись начать атаку.

Англичане отошли к Парижу.

В тот же день, 16 августа, советник короля архиепископ Реймсский Реньо де Шартр вступил в Аррасе в переговоры с Филиппом Добрым, герцогом Бургундским, предлагая ему всевозможные блага в обмен на нейтралитет в борьбе французов против англичан.

В это время Жанна, находясь на волне популярности, продолжала открыто призывать всех к походу на Париж.

— У нас есть еще одна благоприятная возможность, — с жаром говорила она Карлу VII. — Если мы без промедления ударим по врагу, все будет хорошо. Вели мне идти на Париж! Через двадцать дней он будет твоим, а через шесть месяцев — и вся Франция! Дела у нас не больше чем на полгода, но если время будет упущено, нам не наверстать его и за двадцать лет. Скажи свое слово, милостивый король, одно только слово!

— Позволь, — прервал ее король, — какой еще поход на Париж? Ты забываешь, что дорогу туда преграждают английские крепости!

— Когда мы наступали на Реймс, что мы встречали на своем пути? — возразила Жанна. — Английские крепости. Чьи они сейчас? Французские. Причем без всяких жертв и потерь. Каков же вывод? Крепости между нами и Парижем заняты теми же англичанами, с теми же сомнениями, с теми же слабостями и с тем же страхом перед гневом Всевышнего. Нам остается только идти вперед, и эти крепости — наши, Париж — наш, Франция — наша! Скажи свое решительное слово, милостивый король! Повелевай своей слуге…

— Но это нанесло бы оскорбление герцогу Бургундскому, — неуверенно начал король. — В силу договора, который, как мы надеемся, будет заключен с ним…

— Какой договор! — перебила его Жанна. — Герцог Бургундский всегда пренебрегал тобой. Что же сейчас склонило его к переговорам? Его убедила сила! Да, да! Таких людей можно в чем-то убедить лишь силой. Ты надеешься заключить с ним договор и с его помощью освободить Париж? Лишь слепой не видит, что все эти переговоры лишь дают возможность герцогу Бэдфорду подтянуть