Родион в сердцах чертыхнулся, нашел и несколько раз набралчей-то номер. Видимо, трубку не брали. Еще немного постояв и послушав, Марьяновсложил телефон и сунул его в карман. Вид у него при этом был такойрасстроенный, что у Карины сжалось сердце. Не сказав больше ни слова и даже непопрощавшись, он пулей вылетел из приемной.

— Что случилось? — спросила Ванда у мужа, которыйзадумчиво стоял посреди комнаты.

Тот лишь недоуменно пожал плечами и тоже направился квыходу.

— А что он тебе сказал? Вы сегодня еще будетеобщаться? — продолжала наседать Ванда.

— Сказал — торопится. Все завтра. — Конокрадвяло махнул рукой. — Завтра так завтра. Действительно, какая разница?

У Карины создалось впечатление, что Аркадий разговариваетсам с собой, а не с супругой.

— Ой, Родион Алексеевич сумочку свою забыл, —неожиданно простонала Ванда грудным голосом. Она рванула к стулу, на которомдействительно стояла сумка с продуктами, оставленная Марьяновым.

Карина растерялась лишь на мгновение, но Конокрадихе этогооказалось достаточно, потому что она тут же взяла и сумку, и инициативу в свои

руки.

— Он, наверное, уже в машину садится. Аркадий, помоги,она тяжелая. Нет, не надо, я сама, она не тяжелая. Карина, вы звоните РодионуАлексеевичу, пусть не уезжает, я сейчас спущу ему сумку вниз.

Карина даже не успела ничего возразить — Ванда,прогрохотав по коридору, уже скрылась из вида. За ней следом вышел и унылыйАркадий.

— Нет, все же понеси ты — она-таки тяжелая! —донесся откуда-то издалека голос неугомонной Ванды. — Скорее, что тызаплетаешь ногу за ногу?!

Тут же в приемную, широко улыбаясь, ввалился райтер ЯрославКораблев:

— Что у вас тут случилось? Я видел бегущую по волнамВанду Конокрад. Не Ассоль, конечно, но впечатление сильное.

— Шеф, уходя, сумку забыл. Так вот она и бросиласьвдогонку. Ты же знаешь, как трепетно она к нему относится, — сказалаКарина, набирая номер Марьянова.

— Теперь понятно, — ухмыльнулся Ярослав. —Ничего, пусть немного побегает, ей даже полезно. Думаю, сегодня будетустановлен мировой рекорд в беге на восемьсот метров с сумками.

Карина несколько раз набирала номер шефа, но никак не могладозвониться — было занято. Наконец Марьянов откликнулся.

— Родион Алексеевич, вы забыли сумку.

— Вот же… Хорошо, сейчас поднимусь.

— Ой, не надо, не поднимайтесь! Ее сейчас вам Конокрадпринесет.

— Ладно, подожду. — В голосе Родиона звучаладосада. — Ну, что такое происходит? Никак не могу уехать. И где Конокрад?

— Сейчас спустится.

Ага, вон, вижу Аркадия. Наконец-то. Карина, если я срочнобуду нужен — звоните. Но если дело терпит — лучше завтра утром. Все,пока.

Отключившись, Карина задумчиво стала перебирать бумаги настоле. Марьянов вел себя странно. Более чем странно. Что же делать? Ехатьдомой, ужинать, смотреть телевизор и ложиться спать?

Или?..

С того момента, как позвонила Нателла, все пошло кувырком.Он так и не выслушал чем-то очень озабоченного коммерческого директора. АКонокрад его по пустякам не беспокоил, это Марьянов знал точно. Потом звонокЛены, который так неожиданно и не вовремя прервался. Он ненавидел этотравнодушный женский голос: «Абонент временно недоступен!» Да еще и сумку этуидиотскую пришлось ждать. Всю дорогу Родион пытался дословно восстановить свойразговор с Леной, который так некстати оборвался.

Уже свернув с шоссе к поселку, где находилась его дача,Марьянов предпринял еще одну попытку дозвонится до нее, но телефон по-прежнемумолчал. Вероятно, это был заговор операторов связи, которым нравилось срыватьделовые переговоры, разлучать влюбленных и вообще портить отношения междулюдьми. А еще сбивать их с толку. Лена наверняка не поняла, что случилось. Онпросто не успел ей объяснить! «И что, интересно, она теперь обо мнеподумает? — тоскливо размышлял Родион, подруливая к дому. — Наверное,обиделась, поэтому и отключилась. Придется теперь еще и с ней объясняться,доказывать, что я совершенно не то имел в виду. То есть вообще ничего не имел ввиду, просто так сложились обстоятельства».

Обстоятельства прятались внутри дома. Марьянов загнал машинуво двор и закрыл ворота. Посмотрел на окна — все до одного, невзирая насветлый летний вечер, были освещены. Встречать его никто не вышел, и Родион,подойдя к входной двери, повернул ручку. Дверь оказалась заперта, и онпозвонил.

— Уже иду! — раздался откуда-то сверху бедовыйголос Нателлы.

Марьянов поднял голову и увидел, что она машет ему рукой изокна спальни на втором этаже. «Значит, все хорошо, — с облегчением подумалон. — Раз она такая радостная, ничего страшного не случилось». Ровно черезминуту дверь широко распахнулась.

— Входи, хозяин, и будь как дома! — приветствовалаего Нателла.

Легкий, просвечивающий насквозь коротенький халатик почтиничего не скрывал. У Нателлы был прекрасная фигура, шалые зеленые глаза, рыжиеволосы и вздорный характер. О ее авантюрных проделках и амурных похождениях всемье предпочитали говорить шепотом. По сравнению с ней старшая сестра былаобразцом благочестия.

— Ты тоже спала? — поинтересовался Родион, входя вдом.

— Почему с-спала? — удивилась Нателла, хватаясьрукой за стену, и Марьянову почудился легкий запах алкоголя.

— Потому что ты одета, как одалиска. Вот я и подумал.

— Заснешь тут! — с вызовом произнесла Нателла,уставившись на Родиона в упор. — То одно, то другое. Я вам здесьчто — семейный психотерапевт? И потом — я должна была к твоемуприезду вырядиться в вечернее платье? Этого даже твоя жена не делает.

— Нона пришла в себя? — не обращая внимания наколкости, спросил Марьянов.

За два года супружества его взаимоотношения сНателлой — любимицей семьи Сорокиных — сложились не лучшим образом.Изначально они отнеслись друг к другу настороженно и без особой симпатии.Нателла открыто заявляла, что сестра могла сделать лучшую партию и вприсутствии Марьянова любила вспоминать, какие роскошные поклонники были уНоны. Родион стоически переносил выпады в свой адрес, стараясь как можно меньшеобщаться со свояченицей.

— Пошли наверх! — не отвечая на вопрос,распорядилась Нателла и повернулась к лестнице. При этом ее слегка занесло, иона уцепилась рукой за перила. «Ого, — подумал Марьянов, — барышни,кажется, пили не только снотворное». И он, старательно отводя глаза в сторону,стал подниматься по довольно крутой лестнице вслед за легкомысленно одетойродственницей.

На втором этаже было три спальни — одна большая, такназываемая «хозяйская», две другие, поменьше — гостевые. Нателлапроследовала в большую. Марьянов, войдя в комнату, ожидал увидеть на огромнойкровати из карельской березы, на атласных подушках, под бледно-сиреневымипростынями свою мирно посапывающую жену. Однако его изумленному взору предсталаиная картина. Кровать из карельской березы, предмет особой гордости егоблаговерной, действительно была тут. На месте оказалось и любимое ею сиреневоебелье. Но самой Ноны нигде не было видно. Родион подошел ближе и зачем-тооткинул легкое летнее одеяло. Затем заглянул в широченный платяной шкаф иотодвинул плотно задернутые шторы. Окинул изумленным взглядом придвинутый ккровати журнальный столик, на котором стояли несколько красивых свечей, фужеры,коньяк, шампанское, конфеты и тарелочка с нарезанным лимоном. Потом озадаченновоззрился на Нателлу. Та стояла в дверях, скрестив руки на груди и выставиввперед пьяную правую ножку. Подбородок ее был опущен, взгляд — суров инепреклонен. Своей позой и решительным видом Нателла слегка напоминалаНаполеона Бонапарта, который примчался под Аустерлиц прямо с пляжа, впопыхахзабыв переодеться в камзол и напялить знаменитую треугольную шляпу.