Она с порицанием посмотрела на Милу.

— Излишнее рвение вредно для здоровья! Делай столько, сколько можешь, — большего от тебя никто не потребует.

Мила молча покосилась на Лютова и даже не удивилась, обнаружив, что он уже какое-то время пристально смотрит на нее.

«Наоборот, я должна стараться еще больше», — подумала Мила, мысленно отвечая знахарке.

— Где это видано, чтобы ученики от усердия в обморок падали?! — продолжала негодовать госпожа Мамми. — Человек должен помнить о пределе своих возможностей. Нельзя прыгнуть выше головы, милая!

«Но я буду пытаться, иначе мне никогда не стать сильнее, чем сейчас», — беззвучно ответил внутренний голос Милы.

Госпожа Мамми, причитая и возмущаясь, не замечала невидимую глазу схватку взглядов, скрестившихся в упрямстве, как два клинка.

«Сначала я должна догнать тебя, Лютов, — глядя ему в глаза, думала Мила. — Мне придется это сделать, иначе я никогда не смогу приблизиться по силе к Многолику. Если я останусь такой же слабой, то рано или поздно он одолеет меня и заберет Метку. И тогда…»

Она не успела закончить свою мысль — ее прервало появление в палате экстренной помощи профессора Шмигаля.

— Как поживают мои студенты? — Самый инфернальный учитель Думгрота закрыл за собой дверь и остановился в шаге от нее, скрестив руки на груди. Черные и блестящие, как обсидиан, глаза коротко стрельнули в ту сторону, где на кушетках сидели Мила и Лютов.

— Профессор Шмигаль! — с негодованием воскликнула при виде него госпожа Мамми. — Почему вы не остановили это безобразие еще в самом начале?! То, что вытворяли эти двое, — это же ни в какие ворота не лезет!

Профессор погладил свою смоляную бородку клинышком, задумчиво возведя глаза к потолку.

— Знаете, многоуважаемая госпожа Мамми, — произнес он своим странным голосом, распространяющим вокруг тихое эхо, — я просто залюбовался. Сейчас редко встречаются такие сильные ученики, при этом настолько одержимые желанием превзойти друг друга, что становится очевидно — со временем они достигнут небывалых высот. — Он поднял вверх указательный палец. — Только в противостоянии рождаются великие маги — вот, что я вам скажу!

Профессор Шмигаль сокрушенно покачал головой и посетовал:

— Половина класса не смогла применить телекинез с первой попытки, несмотря на то что они сдали экзамены лишь четыре месяца назад. Бездари. — Он снова закатил глаза к потолку. — А эти ребята показали удивительно высокий уровень — бальзам на сердце, право.

Госпожа Мамми от негодования покраснела до свекольного оттенка.

— Бальзам?! Да они же могли поубивать друг друга! — возмущенно воскликнула она, буравя профессора Шмигаля испепеляющим взглядом.

Лицо профессора вытянулось в гримасе вежливого удивления. Самым естественным тоном он произнес:

— Поубивать? Хм, было бы жаль. Из этих двоих могут со временем получиться настоящие мастера Инверсий.

Он вдруг вздрогнул.

— Но я забежал лишь на секунду — у меня вот-вот начнется урок! Рад, что у этих одаренных студентов все хорошо.

Профессор вскинул брови и повернулся к пациентам госпожи Мамми.

— Кстати, напомните мне свои фамилии, юные таланты, — тоном, не терпящим возражений, потребовал он, глядя на своих учеников так, словно приценивался.

Мила с Лютовым обменялись взглядами, тут же с негодованием друг от друга отвернувшись.

— Лютов.

— Рудик.

Профессор довольно поцокал языком.

— Я запомню. Всего доброго, многоуважаемая госпожа Мамми. Не хворайте.

С этими словами он вышел из палаты, а знахарка, сверля взглядом закрывшуюся дверь, негодующе процедила:

— Д-дьявол… Недаром похож — черт и есть! Дети друг друга едва не угробили, а ему бальзам на сердце…

И словно поддавшись влиянию собственных слов, госпожа Мамми с протяжным «ох!» схватилась за сердце.

* * *

Убедившись, что ее пациенты приняли все лекарства и чувствуют себя удовлетворительно, госпожа Мамми отпустила их на следующий урок. В коридор Мила и Лютов вышли вместе. Не успев закрыть за собой дверь палаты экстренных случаев, Мила увидела чуть в стороне, впереди по коридору, Агнию. Видимо, она беспокоилась о Лютове и ждала его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Равнодушно глянув на Милу, Лютов повернулся к ней спиной и направился к ожидающей его девушке.

— Лютов… — неуверенно произнесла ему вслед Мила и замолчала.

Он остановился. Бросил на нее насмешливый взгляд через плечо.

— Что? Интересно, как я смог атаковать тебя магией?

Мила не ответила, только холодно сощурила глаза.

Да, именно это она хотела узнать. Не так давно он уже применил к ней магию, но тогда это было исцеляющее заклинание. Что касается занятий, это можно было не учитывать, ведь они всего лишь тренировались. Однако в этот раз все было иначе — он атаковал ее. Мила не сомневалась: раз уж он сам заговорил об этом, то наверняка назовет причину. Она только никак не могла понять — почему для нее это так важно? И почему сейчас она снова чувствует дрожь в руках, сжатых в кулаки вовсе не от ярости, а от страха?

В пристально глядящих на нее черных глазах Лютова на миг промелькнула то ли злость, то ли досада. Мила не смогла распознать, потому что он тотчас отвернулся.

— Он тогда сказал: «Кивни, и это будет расцениваться как обещание, что ты не причинишь ей вреда», — не поворачиваясь к ней, произнес Лютов. — Я решил проверить, могу ли атаковать тебя, если не собираюсь калечить. Как видишь, могу.

Не сказав больше ни слова, Лютов пошел прочь. Глядя ему в спину, Мила облегченно выдохнула и вместе с этим вздохом осознала причину своего страха.

Наложенное Гариком заклинание «Сакраментум» действовало даже после его смерти. Для Милы это было словно той последней ниточкой, которая связывала ее с ним. Как будто таким способом он все еще был рядом. Вот чего она так испугалась — потерять эту последнюю нить.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Мила двинулась в противоположном направлении. На ходу она размышляла над словами Лютова. Выходит, сегодня на уроке Инверсий он атаковал ее, заранее настроившись на то, что в последний момент остановит любую атаку, чтобы не причинить ей вреда. Именно поэтому заклинание «Сакраментум» не подействовало.

«Бедняга, — со злой иронией подумала Мила. — Нелегко ему, наверное, это далось — сдерживать себя каждую минуту во время схватки».

Возле кабинета антропософии Милу уже ждали Ромка и Белка. Лапшин протянул ей рюкзак, который вместо нее захватил с урока Инверсий.

— Концентрация у тебя была железная, — уважительно произнес Ромка, когда они заняли свои места в классе. — Даже забыла, где находишься. Однокашники, учитель — как и не было.