Кравцов развел руками.

– Как это ни прискорбно, но такой вариант развития событий исключать нельзя.

Корнев дернулся и пролил свой настой на стол:

– О черт! Накаркай мне еще! Ладно, Виктор Константинович, у тебя все?

Кравцов помотал головой. Он раскрыл лежавшую перед ним папку и продолжил доклад:

– Не совсем! Моя работа по установлению личностей подозреваемых не прошла даром. В наших картотеках числится некий Матвей Михеев. Вор-рецидивист со стажем. Тут полный набор противоправных действий, но ничего серьезного: мелкие кражи, гоп-стоп, нанесение телесных… Откликается на кличку Мотя. Особые приметы: рост метр девяносто три, вьющиеся светлые волосы. Татуировка соответствует описанию, полученному от майора Зверева: кошачья морда и надпись «К.О.Т.» на правом предплечье. Михеев, по нашим данным, проживает по адресу: город Псков, улица Кузнецкая, дом три, квартира двадцать один.

– Вот это уже теплее! – радостно воскликнул Корнев. – А что по Куцему-Самошину?

– Пока что никаких сведений о нем нет.

– А эти Пичуга и Якут?

Кравцов пожал плечами.

– Работаем, товарищ полковник!

– Клякса?

– Тоже пока мимо.

– Ладно, работайте, Виктор Константинович. А ты, Паша, – обратился Корнев к Звереву, – срочно бери ребят и дуй на Кузнецкую.

Зверев, который в течение всего совещания не проронил ни слова, открыл было рот, но тут зазвонил телефон.

Корнев взял трубку и помрачнел:

– Вот и дождались! Отставить Кузнецкую! Собирайтесь, и на выезд! У нас труп!

– Бьюсь об заклад, что это либо Толик Хрусталев, либо наш таинственный Хамфри Богарт, – завязывая тесемки папки, вполголоса пробормотал Кравцов.

Когда дежурный автобус въехал во двор, Зверев вышел из него первым. Вслед за Зверевым вышли и остальные: Кравцов, Евсеев с Гороховым, криминалист Леня Мокришин и, конечно же, Логвин со своим Бармалеем. Все тут же приступили к работе, лишь Зверев на некоторое время остался на месте, внимательно изучая со стороны серое трехэтажное здание.

Потрескавшаяся облицовка, позеленевшая от времени шиферная крыша и изрядно помятая водосточная труба – по информации следствия, именно в этом доме и был обнаружен труп. Развешанное на веревках белье, старый трухлявый тополь и неказистые балконы, увешанные засохшим плющо́м – этот двор походил на многие другие и отличался от соседних тем, что на его территории находилось несколько производственных помещений кустарного типа. На одном из зданий возле полуоткрытой наружной двери, увенчанной ржавым металлическим козырьком, висела табличка с изображением женской туфельки. Под козырьком была прикреплена другая табличка с надписью «Мастерская по ремонту одежды и обуви». С другой стороны здания располагался примыкающий к нему пристрой, ведущий в подвал. На двери пристро́я красовалась табличка с надписью «ГРОБЫ́».

Возле здания стояли в оцеплении несколько сотрудников в синей милицейской форме, помимо которых тут же стояли три женщины и немолодой лысоватый мужчина в клетчатой рубахе и в запыленном рабочем фартуке. Мужчина то и дело чесал подбородок, тыкал пальцем на пристрой и что-то рассказывал стоявшему перед ним молоденькому лейтенанту-участковому. Тот хмурил брови, кивал и что-то записывал в блокнот.

Тут же, неподалеку, во дворе возле врытого в землю столика стояли с полдюжины соседских мальчишек. Они о чем-то шушукались и с неподдельным интересом глазели на прибывших сотрудников оперативно-следственной группы. Зверев представился участковому, тот попросил мужчину в переднике далеко не уходить, убрал в планшетку блокнот, после этого они отошли в сторону.

– Рассказывай, лейтенант, что да как! – потребовал Зверев, раскуривая сигарету.

– Убитый – наш местный житель Васька Синицын, – голосок у лейтенанта был мальчишеский, красные от недосыпа глаза слезились. – Вот тут в пристройке он и обитал, и еще помимо этого занимал часть подвала, там у него мастерская. Жил и работал здесь Синицын законно, необходимые вопросы согласованы и с исполкомом, и с жилконторой.

– Гробовщик?

– Так точно. Правда, он не только гробы мастерил, но и жильцам по хозяйству помогал, шкаф там починить, дверь покосившуюся поправить, плотничал да столярничал, одним словом, мужик рука́стый был, только закладывал сильно.

– Кто нашел тело?

– А вот, – лейтенант подозвал стоявшего рядом мужчину в фартуке. – Это второй наш мастеровой, Сан Саныч!

Мужчина подошел, Зверев пожал Сан Санычу руку.

– Здравствуйте! Я так понимаю, вы здесь одеждой занимаетесь?

Мужчина крякнул и выпятил нижнюю губу.

– Латаем да штопаем помаленьку. А еще я Ми́тричу помогаю… точнее, помогал.

– Митрич – это, как я полагаю, покойный гробовщик?

– Он самый.

– А чем же это вы усопшему помогали?

– Так я на его товар обивку шил. Он ведь у нас по дереву мастер, а я вот крою да на машинке строчу! Так что у нас с ним совместное производство – вроде как артель!

Зверев достал из кармана пачку сигарет и предложил собеседнику закурить.

– Спасибочки! Некурящий я! – замахал руками Сан Саныч.

– А покойный Синицын курил?

– И он не курил, а точнее, бросил пару лет назад! В его случае это дело чревато опасными последствиями. Он ведь запойный у нас был. Раз пьяный с папироской уснул в мастерской, чуть весь дом нам не спалил. У него же в мастерской дерево штабелями стоит, стружки да опилки. Хорошо, я в тот день сразу дым почуял, выбил дверь в его конуру, а он на полу в дробадан лежит. Вытащил я его, бедолагу нашего, во двор, а огонь из ведра залил. Там огня-то еще особого не было, а вот опилки тлеть начали так, что дым коромыслом стоял.

– Ну а на этот раз как дело было? – задал очередной вопрос Зверев.

– Говорю же, Митрич – запойный мужик был. Он ведь мог по полгода в рот не брать, а потом распродаст весь свой товар – и раз… Запрется в своей каморке, повесит на дверь табличку «ЗАКРЫТО» и неделю-другую пьянствует. Я обычно сразу и без таблички понимаю, что запил он. Он же с раннего утра обычно за работу садится. Запрется, значит, у себя, пилит да молотком стучит. А я ведь рядышком обретаюсь. У меня сразу слыхать, когда Митрич своим покойничкам деревянные домики колотить начинает. Если нет шума, значит, запил наш горемыка, вот и весь сказ. А на этот раз – день шума нет, второй, третий… – тут Сан Саныч умолк.

– То есть три дня назад шумы прекратились?

Сан Саныч почесал подбородок и снова выпятил губу.

– Да нет, получается, что побольше. Неделю тому назад слышал я, как он мастря́чит, а в прошлый четверг стук прекратился.

– То есть с четверга тишина?

– С четверга! Точно с четверга! Так что неделю уже ни слуху ни духу. Ну, думаю, опять запил! Я за эти дни мимо его двери почти каждый раз по нескольку раз проходил, но к Митричу не наведывался, а