class="p1">— Защита свидетелей. Нужно было сделать тебе все это с самого начала. Теперь как уж есть.

— А суд? — спохватываюсь я. — Он послезавтра. Я не могу никуда уехать.

— На суде обойдемся без тебя. Ты теперь не такой уж ценный свидетель.

— Вы целый месяц стерегли меня как зеницу ока. Сделали документы... защиту. А теперь даете кучу денег и уверяете, что не нужна?

Мне плохо, но мозг работает четко. Те неудачи, что были вчера и сегодня, словно подготовили к этому разговору.

— Я не обязан перед тобой отчитываться. Мое дело — отдать документы и убедиться, что уехала.

— Вы сговорились, что ли?! — взрываюсь. — Оба! Никто мне ничем не обязан! Что это за бред вообще?!

— Тихо-тихо! Без истерики! — Глебов притормаживает у обочины.

— Я еще и не начинала! — Бросаю конверт с документами назад в бардачок и изо всех сил дергаю дверную ручку.

— Заблокировано! — На лице следователя мелькает досада. — Черт, так надеялся разобраться спокойно... Ладно. Держи. — Он поднимает руку вверх и достает из-под козырька фотографию. — Только не реветь тут! — приказывает строго.

Я не то что зареветь не могу — даже вдохнуть не получается.

На фотографии Ира. В красивом платье, туфлях. Она лежит на траве. Неестественно белая и с бурой полосой на шее.

— Мне рассказывали, что Ира с новым другом... отдыхает. — Мозг отказывается верить в то, что видят глаза.

С Ирой не могло ничего случиться. Да, мы не списывались, не созванивались. В моей счастливой влюбленной жизни не было и секунды, чтобы вспомнить о подруге. Но с ней не могло ничего произойти! Совсем! Никак!

— Этой фотографии три дня. Вероятно, кто-то подчищает хвосты перед судом, — сухо сообщает Глебов.

— И ты... Марк... Вы знали все это время?! Знали и молчали?!

Я не в состоянии больше здесь находиться. Начинает душить этот салон. Душат слезы, которые все никак не могут пролиться. Загибаюсь от беспомощности и чего-то еще... более страшного, что пока не удается понять.

— Уже не имеет значения. Сейчас твоя задача — открыть гребаный счет, положить деньги и свалить в Москву под новой фамилией в новый вуз. — Глебов не скрывает, что зол.

— Это какое-то безумие... — Трясу головой. — Я хочу его увидеть! Марка! — со всхлипом вырываю из себя слова.

— Нет!

— Я увижу его, хотите вы или нет! — Дергаю ручку все сильнее. Не думаю о том, что могу сломать. Вообще ни о чем не думаю.

Перед глазами фото мертвой Иры. В голове туман. И лишь желание увидеть Шаталова, высказать ему все, выреветься у него на груди, держит на плаву.

— Сказал, нет! — Следователь пытается переловить мои руки. Хватает за левое запястье.

Однако я оказываюсь быстрее и, опустив стекло, лезу через окно.

— Ты точно чокнутая!

Отстегнув ремень, Глебов вылетает из машины, оббегает ее по кругу и тормозит возле меня в тот момент, когда руками я уже касаюсь асфальта.

— Я сбегу, даже если насильно посадите в поезд, — шиплю головой вниз.

На то, как выгляжу, плевать. Теперь все без разницы.

— Он, конечно, говорил, что будет непросто, но я не представлял, что настолько.

Кряхтя, Глебов помогает мне встать на ноги и вновь открывает проклятую дверь.

— Сяду, только если пообещаете, что отвезете к Марку!

Никогда в жизни не чувствовала в себе столько сил, как сейчас. Никогда не готова была бежать на своих двоих через весь город ради мужчины.

— Нету его... дура упрямая, — сплевывает Глебов.

— Я. Не. Сяду, — цежу сквозь зубы, готовая в любой момент сорваться с места.

— Хрен с тобой. — Следователь возвращается за руль. — Садись, — кричит мне, одновременно поворачивая ключ в замке зажигания.

Глава 27. Замки и запоры

Карлсон – единственный мужчина,

который обещал вернуться.

Всю дорогу до дома Марка меня преследует острый приступ дежавю. Вчера Шаталов не хотел везти к партнеру. Пытался отговорить. Злился.

Сегодня его нет рядом. Со мной куча денег, документы и фото Иры, от которого внутри все дрожит, а глаза пылают как от аллергии.

Ничего общего. Но ощущение схожести не отпускает. Как питон, оно сжимает шею. Мешает дышать и думать.

Не знаю, на сколько меня хватит, успею ли добраться до Марка, прежде чем превращусь в слезливую размазню. Не знаю, доберусь ли до него вообще.

Последнюю мысль гоню из головы всеми правдами и неправдами. Пока Глебов крутит руль, заставляю себя вспомнить наше утро, дорогу до университета в молчании и взгляд Марка в зеркале заднего вида.

Не прощаются, когда смотрят так жадно!

Не бросают, когда даже через несколько метров тянет друг к другу, словно гигантским магнитом.

Шаталов не мог просто так отдать вещи и вычеркнуть меня из своей жизни.

Не мог забыть все наши поцелуи и ночи в обнимку, наш смех и общее на двоих безумие.

Не сейчас, когда нужен мне больше всех на свете!

Только не в этот день!

К моменту возвращения домой не замечаю, как начинаю плакать. Слезы катятся из глаз, но я требую у Глебова, чтобы разблокировал проклятый замок. И несусь к знакомой калитке.

Ничего перед собой не вижу. Ничего не чувствую. До самой двери.

— Марк уехал, — раздается за спиной, стоит мне опуститься на каменное крыльцо.

Несколько секунд не могу ничего понять. Пытаюсь успокоиться. Лишь потом поднимаю голову.

— Ты опоздала, малышка, — снисходительно произносит красивая стильная женщина.

Сегодня она не в брючном костюме и не обнаженная, но я узнаю ее сразу. «Партнер», который иногда наведывается в этот дом. С грустным лицом. А сейчас еще и с красными глазами.

— Где он? — Мне неважно, как она попала сюда и зачем. Марк нужнее, чем любые подозрения и страхи.

— Уехал. — Красавица раскрывает пачку сигарет и, достав одну, закуривает от массивной, совсем не женственной зажигалки. — Как всегда.

— А когда вернется?

Кое-как поднимаюсь. Земля плывет под ногами. Не обращая внимания на слабость, стою.

— Это Шаталов. Он всегда уезжает без сроков. Живет, как хочет. Трахает, кого хочет и пока хочет. А потом... — Задрав голову вверх, незнакомка выпускает дым и криво улыбается. — Исчезает в поисках новых ощущений.

— Нет... — Я вжимаюсь лопатками в стену.

— Да, милочка.